После Дня благодарения Виктории наконец удалось умерить свой аппетит. Замечание, сделанное отцом, вкупе с маминым советом обратиться к «Анонимным обжорам» ее отрезвили. Ни о каких безумных диетах речи пока не шло, этим она займется после Рождества. Она подумывала записаться в группу «Стражей веса», но вряд ли на это у нее будет время. Пока же она постаралась забыть о пицце и мороженом. Она стала покупать на ужин салаты и курятину, а в обеденный перерыв перекусывала фруктами. Весь ее досуг пока сводился к периодическим походам в кино с Хелен. И еще ей очень нравились ее соседи по квартире. Чаще всего Виктория общалась с Харланом, так как Билл обычно оставался у Джули, а Банни каждые выходные летала к своему жениху в Бостон и даже подумывала переехать к нему. А вот Харлан по вечерам почти безвылазно сидел дома. Он, как и Виктория, ни с кем не встречался и, подобно ей, много работал. С работы, как правило, он возвращался таким измотанным, что все его желания сводились к тому, чтобы растянуться в кресле перед телевизором или поболтать с Викторией на кухне.
— Куда поедешь на Рождество? — поинтересовалась как‑то Виктория за чашкой чая.
— Меня пригласили в Саут‑Бич. Пока не решил, поеду ли. Я не большой поклонник Майами. — Харлан в высшей степени серьезно относился к своей работе в музее. Виктория знала, что с родными он не особенно общается и не собирается ехать домой на праздники. Он говорил, родители не могут простить его нетрадиционную ориентацию и потому не жаждут видеть. Можно было ему только посочувствовать.
— Ну а я полечу к своим в Лос‑Анджелес, — сказала Виктория. Она вдруг подумала, что ведь и ее тоже не жалуют в родной семье. Она для них чужая, неудачный образец, блин комом. Ее габариты, видите ли, их не устраивают, конечно, сами‑то они вон какие все стройные… Мама, наверное, скорее бы умерла, чем довела себя до размеров Виктории. А отец никак не перестанет подшучивать над ней, ему и в голову не приходит, что он ее обижает. Наверное, он просто привык к такому общению с ней и делает это неосознанно.
— Скучаешь по ним? — спросил Харлан.
— Бывает. Они же мои родные! Больше всего скучаю по сестренке. Она, можно сказать, выросла у меня на руках. — Виктория заулыбалась. Харлан налил себе еще чаю.
— А у меня есть старший брат. Он меня терпеть не может. Наш городок в Миссисипи — не то место, где можно быть геем. Да и теперь там мало что изменилось. Братец с дружками то и дело меня били. Лет до пятнадцати я никак не мог понять, чем я им не угодил. Думал, я просто не такой, как все. А потом все встало на свои места. Едва мне стукнуло восемнадцать, как я уехал. Поступил здесь в колледж. Полагаю, не я один вздохнул с облегчением, у родственничков тоже гора с плеч. Навещаю их от силы раз в несколько лет, когда отговориться не удается.
— Я для своих тоже белая ворона, — призналась она. — Они у меня все красивые, стройные, темноглазые, темноволосые. Отец вечно донимает меня шуточками насчет моей фигуры. А мама подсовывает вырезки с новомодными диетами.
— Ничего себе! — посочувствовал Харлан, хотя от него не укрылась ее привычка заедать неприятности всякими вкусностями. На его взгляд, Виктория была миловидной девушкой, и ноги у нее потрясающие, хотя, пожалуй, талия полновата. Харлан даже удивлялся, почему она ни с кем не встречается. — Иногда родители сами травмируют своих детей, — задумчиво проговорил он. — Вот почему я рад, что у меня не будет детей. Не хотел бы обойтись со своим ребенком так, как со мной отец с матерью. А братец мой — редкостный зануда, он служит в банке. Он женат, у него двое детей. Он считает, гомосексуализм — это вроде болезни. Все надеется, я исправлюсь, вспомню, что я — нормальный, и тогда ему не будет так стыдно. — Харлан пожал плечами. В свои двадцать шесть он принимал себя таким, как есть. Он рассчитывал со временем дослужиться до куратора в музее «Метрополитэн», хотя эта должность и не больно денежная. Но он любил свою работу, как Виктория свою. — А весело небось в Лос‑Анджелесе на Рождество? — спросил он. Виктория кивнула. Будет весело благодаря Грейси.
— Здорово было, когда сестренка была маленькая и верила в Санта‑Клауса. Помню, мы оставляли за порогом печенье для него и морковку с солью — для его оленя.
— А на Новый год какие планы? — поинтересовался Харлан, пытаясь представить жизнь в Калифорнии. Виктория мало рассказывала о родителях, все больше о сестре.
— Да никаких. Обычно мы с сестрой встречаем Новый год дома. Вот скоро она совсем вырастет и начнет всерьез встречаться с мальчиками — тогда я взвою.
— А знаешь, что? Если на Новый год мы оба окажемся здесь, давай что‑нибудь придумаем? — предложил Харлан, и Виктория загорелась. — Можем, например, поехать на Таймс‑сквер, затесаться в толпу туристов и смотреть, как опускается шар.
— А что? Не исключено, что к Новому году я как раз и вернусь, — проговорила Виктория. — До занятий будет еще несколько дней. Посмотрю, как там все будет дома.
— Сообщи, как будешь развлекаться, — попросил он. Виктория кивнула и убрала посуду.
Перед отъездом Виктория оставила каждому из своих соседей по небольшому презенту. Подарки для родителей и Грейси лежали у нее в чемодане. Она радовалась предстоящей поездке, в особенности тому, что опять повидается с сестренкой. Вернувшись домой из аэропорта, они дружно стали украшать елку, а потом пили вкуснейший ромовый пунш. У Виктории к вечеру даже немного кружилась голова. Все‑таки хорошо быть дома! Грейси юркнула к ней под одеяло, и они долго болтали и хихикали, пока не заснули. Родители тоже находились в приподнятом настроении. Отец похвастался, что нашел нового богатого клиента, а мама только что выиграла турнир по бриджу. Грейси же и вовсе была на седьмом небе оттого, что начались каникулы и приехала сестра. Виктория и сама не могла нарадоваться.
Рождество прошло без эксцессов, подарки всем понравились. От отца Виктория получила длинное золотое ожерелье‑цепочку — он сказал, что это удобный подарок, потому что не надо гадать, подойдет ли размер. Мама подарила ей кашемировый свитер и две книжки — «Гимнастика для похудения» и «Новейшие диеты». Родители даже не заметили, что за минувший месяц Виктория сбросила вес. Заметила только Грейси и тут же сделала ей комплимент, но никакие ее похвалы не могли перебить критический настрой родителей.
Через два дня после Рождества Грейси получила приглашение встречать Новый год у своей подружки в Беверли‑Хиллз. Все знакомые разъехались кто куда, а две подруги, которые продолжали жить в Лос‑Анджелесе, на праздники уехали в горы кататься на лыжах. Компанию Виктории составляла только Грейси. Она и сейчас вызвалась остаться на Новый год дома.
— Не глупи! — возразила Виктория. — Тебе надо быть с друзьями. Я все равно собиралась вернуться в Нью‑Йорк.
— У тебя свидание?! — оживилась Грейси. Неужели у сестры наконец кто‑то появился?
— Да нет, мы с соседом по квартире договорились. Я, правда, не знаю, не уехал ли он, но мы собирались на Новый год что‑нибудь придумать.
— А ты ему нравишься? — лукаво уточнила Грейси, и Виктория засмеялась.
— Не в том смысле, как ты подумала. Он мне просто друг, мне с ним интересно. Он работает в музее «Метрополитэн».
— Вот тоска! — Грейси закатила глаза. Она была разочарована, ведь она уже вообразила себе шикарного кавалера для Виктории. Оказывается, сестра даже не рассматривает своего соседа как вариант.
Кончилось тем, что Виктория вылетела в Нью‑Йорк утром тридцать первого. Грейси собиралась в гости, отец с матерью тоже были приглашены на ужин. Не сидеть же одной дома. И она решила вернуться. Так или иначе надо было начинать готовиться к новому семестру. Харлану она послала эсэмэску, что возвращается. Хорошо бы он оказался в Нью‑Йорке! Отец отвез ее в аэропорт, а мама с Грейси остались дома прихорашиваться к вечеру. С ними Виктория простилась дома.
— Ты не думаешь вернуться в Лос‑Анджелес после окончания учебного года? — спросил отец по дороге в аэропорт.
— Пока не знаю, пап. — Она не стала говорить, что это маловероятно и что в Нью‑Йорке ей хорошо. У нее пока было немного друзей, зато есть хорошие соседи, прекрасная квартира и замечательная работа.
— Ты бы могла намного большего добиться в любой другой области, — в который раз затянул отец.
