аэропорт полутора часами ранее, была внимательна и ласкова с матерью.
— Постарайся обойтись без новых неприятностей, по крайней мере до тех пор, пока я не доберусь до дома, — шутливо сказал Энтони. — А если вздумаешь прогуляться, возьми с собой Стиви. Уж она-то не пустила бы тебя ни в какой тоннель!
На самом деле он не был уверен, что присутствие Стиви что-то изменило бы, но старался не думать о том, что по роковому стечению обстоятельств едва не лишился матери. При одной мысли об этом его бросало в дрожь.
— Спасибо, что пригласила папу на Рождество, — добавил Энтони. — С твоей стороны это было очень… любезно.
Он знал, что в противном случае отцу пришлось бы встречать праздники в одиночестве. У Джейсона не было женщины, с которой он поддерживал бы постоянные отношения, поэтому он всегда старался провести Рождество вместе с Энтони и Хлоей. Увы, за последние восемнадцать лет они ни разу не собирались за праздничным столом вчетвером. Последний раз, когда они встречали Рождество как одна семья, Энтони почти не помнил и уже не надеялся, что это когда-нибудь случится вновь. Вот почему для него было так важно, что Кэрол предложила Джейсону провести праздники вместе.
— Обещаю вести себя примерно, — ответила Кэрол, с гордостью глядя на сына. Она не помнила, каким он был в детстве, но ей казалось, он действительно стал прекрасным человеком, как и говорил Джейсон. Вся любовь, которую Энтони к ней питал, ясно читалась и его глазах, и от этого у Кэрол стало тепло на душе.
На прощание они обнялись. Кэрол даже всплакнули хотя знала, что скоро увидит сына снова. В последнее время она вообще воспринимала все происходящее чересчур эмоционально, поэтому глаза у нее постоянно были на мокром месте. Как сказал врач, ее нервная система работала с предельным напряжением, и немудрено: ведь ей приходилось многое узнавать заново, многому учиться.
Энтони уже собирался уходить, когда дверь в палату отворилась. Кэрол решила, что это вернулся Джейсон, но, вглядевшись, поняла, что это кто-то посторонний. В следующее мгновение она узнала нового посетителя. Это был тот самый француз, который уже навещал ее и принес цветы. Но имени его она вспомнить не могла, как не могла расспросить о нем сиделок и врачей. Французский язык совершенно улетучился из памяти Кэрол — то, что говорили окружающие, она с грехом пополам понимала, но сама говорить не могла. Даже с родным английским у нее до сих пор возникали проблемы, хотя Кэрол и вспомнила большинство необходимых в повседневном общении слов. Французский же не вернулся к ней до сих пор.
Увидев незнакомца, Энтони замер в какой-то неестественной, напряженной позе. Француз смерил его быстрым взглядом, сдержанно улыбнулся и кивнул. Энтони никак не отреагировал, но его взгляд стал еще более напряженным. Было совершенно очевидно, что он знает этого человека и что встреча с ним ему неприятна. Кэрол смутно помнила, что в прошлый свой визит француз сказал, будто он — старый друг ее семьи; следовательно, он должен был знать и ее детей, однако потрясение, ясно отпечатавшееся на лице сына, было ей непонятно.
— Здравствуй, Энтони, — спокойно сказал Мэтью Белланкур по-английски. — Давненько мы с тобой не виделись.
— Что вам здесь нужно? — тихо проговорил Энтони, бросив в сторону Кэрол быстрый тревожный взгляд. Он хорошо помнил этого человека, хотя в последний раз видел его, когда был еще ребенком.
— Я пришел проведать твою маму. И, кстати, уже не в первый раз… — ответил Мэтью. Его голос прозвучал холодно, и Кэрол недоуменно воззрилась на него. «В чем дело? Что вы не поделили?» — хотелось ей спросить, но она промолчала.
— Разве она вас помнит? — удивился Энтони. — Мама?.. — Он повернулся к Кэрол.
— Едва ли, — ответил за нее Мэтью, но Энтони только покачал головой. Сам он помнил этого типа очень хорошо. Это он сделал его мать несчастной, и именно из-за него Кэрол в свое время пролила немало слез. С тех пор прошло пятнадцать лет, но сейчас Энтони чувствовал себя так, словно все это случилось только вчера. Кэрол в тот вечер поздно вернулась домой и объявила ему и Хлое, что им придется уехать из Парижа. Потом она заплакала. Она плакала и никак не могла остановиться, и, лишь когда Энтони, испугавшись, бросился звонить врачу, сумела взять себя в руки.
В конце концов Кэрол все же рассказала сыну, кто причинил ей боль, и Энтони почувствовал, как внутри его все переворачивается. Раньше Мэтью Белланкур ему очень нравился — он учил его ездить верхом и играть в европейский футбол, но в ту ночь мальчик навсегда возненавидел человека, из-за которого так страдала его мать. Энтони давно хотелось вернуться в Америку, и не видеть слезы, катившиеся по лицу Кэрол, ему было больно. Не сразу он вспомнил, что она плакала и раньше — очевидно, у них с Мэтью уже некоторое время не все ладилось, но Энтони обратил на это внимание далеко не сразу. И теперь к радости возвращения домой примешивалось облегчение от того что мать вернется вместе с ним на родину, где злой мистер Белланкур уже не сможет ее преследовать и мучить. Парижский дом Кэрол в конце концов продала, но для Энтони это не стало огорчением: несмотря на то что во Франции у него остались друзья, в Америке он чувствовал себя намного лучше. Он, однако, был уже достаточно взрослым или, вернее, достаточно чутким, чтобы понять: для его матери возвращение домой — нелегкое дело. Она словно перерезала последнюю ниточку, связывавшую ее с Парижем, где она узнала и счастье, и боль. Слава богу, сейчас она ничего об этом не помнила, но Энтони не сомневался — раньше она много думала о происшедшем.
И вот он и Мэтью еще раз встретились лицом к лицу, и в душе Энтони снова ожили и страдания Кэрол в Париже, и те слезы, которые она тайком проливала уже в Лос-Анджелесе. Именно поэтому внезапное появление Мэтью в больничной палате спустя столько лет вызвало у него острую тревогу. Он словно увидел призрак, нежданно вернувшийся из забвения, куда отправили Мэтью де Белланкура сыновние чувства Энтони и его искренняя забота о душевном спокойствии матери.
Еще большую тревогу Энтони испытал, когда увидел, как мало изменился за прошедшие полтора десятилетия этот человек. Да, он сильно поседел, а на лице его прибавилось морщин, и все же это был прежний, вольный и властный мужчина, привыкший всегда поступать по-своему, ни перед чем не останавливающийся и умеющий любой ценой добиваться своего. Когда-то он занимал высокий пост (сейчас Энтони уже запамятовал какой) и привык командовать, а ему это никогда не нравилось. Он хорошо помнил, как однажды Мэтью отослал его из комнаты за то, что он нагрубил матери. Энтони попытался было не послушаться и даже крикнул, что Мэтью — не его отец и не имеет права распоряжаться, но был уведен насильно и заперт в своей комнате. И хотя впоследствии Мэтью перед ним извинился, Энтони надолго запомнил исходящую от него безжалостную властность и непоколебимую уверенность в собственной правоте.
Сейчас от него исходила все та же сдержанная сила; во всяком случае, в палате Кэрол он чувствовал себя вполне уверенно, хотя Энтони ни минуты не сомневался в том, что Мэтью здесь совершенно нечего делать. Кэрол порвала с ним давным-давно, к тому же она вес равно его не помнила. Так зачем же он явился?
— Не волнуйся, я ненадолго, — пообещал Мэтью, когда Энтони, в последний раз обняв мать, бросил ни него откровенно вызывающий взгляд. Больше всею ему хотелось, чтобы этот субъект оставил Кэрол в по кое, и лучше — навсегда.
— Скоро увидимся, да, мам? — сказал Энтони, обращаясь к Кэрол. — Выздоравливай. Я позвоню из Нью-Йорка, как только мы с отцом долетим, хорошо?
С этими словами он через плечо бросил взгляд Мэтью. Ему было не по себе оттого, что приходилось оставить мать наедине с этим человеком, но время поджимало — им с Джейсоном пора было ехать в аэропорт. Энтони, впрочем, надеялся, что теперь Мэтью не сможет причинить Кэрол боль, коль скоро она все равно не помнит, кто он такой и кем для нее был. Кроме того, и палате постоянно присутствовала дежурная медсестра или сиделка, но Энтони ситуация все равно не нравилась. Мэтью исчез из жизни Кэрол много лет назад, исчез, причинив немало страданий, и его неожиданное появление здесь и особенно сейчас, когда Кэрол была так слаба и беззащитна, было по меньшей мере неуместно.
Когда Энтони наконец вышел из палаты, Кэрол вопросительно взглянула на Мэтью.
— Мой сын тебя вспомнил, — сказала она. Она была уверена, что не ошиблась и что Энтони этот француз чем-то очень не нравится, но в чем могла быть причина, Кэрол не понимала. — Что между вами
