Мэрибет окружали какие-то тайны, недоговоренности, и это было так ново и интересно.
— Я пишу им письма, — сказала Мэрибет. — Так лучше. Если я звоню, мой отец просто свирепеет от звука моего голоса и начинает орать.
— Наверное, ты его очень рассердила, — сочувственно вздохнул Томми.
— Это долгая история. Когда-нибудь я расскажу тебе, может быть, в следующий раз.
Если он будет, этот следующий раз.
— А когда у тебя теперь будет выходной?
Томми не терпелось еще куда-нибудь ее пригласить. Ему нравилось быть с ней рядом, вдыхать аромат ее волос, смотреть ей в глаза и чувствовать мягкость ее кожи, когда она случайно касалась его руки.
Он так быстро нашел с ней общий язык, у них было столько тем для разговоров! Он признавался себе, что Мэрибет нравится ему все больше и больше.
— В воскресенье днем у меня будет пара свободных часов. А потом только в среду.
— Пойдем в кино в воскресенье вечером? — с надеждой спросил он, и Мэрибет улыбнулась.
За ней еще никто так не ухаживал. Никто из ее одноклассников не проявлял к ней интереса, за исключением таких тюфяков, как Дэвид О'Коннор. Она ведь еще ни разу толком не ходила на свидания… даже с Полом. Это было ей в новинку, а потому очень интересно.
— С удовольствием.
— Тогда я заеду за тобой в ресторан, если тебе это удобно, — обрадовался Томми. — А в среду, если хочешь, снова приедем сюда или в какое-нибудь другое место.
— Мне здесь нравится, — со значением произнесла Мэрибет, оглядевшись вокруг, а затем посмотрев на Тома.
В шесть часов, когда солнце уже начало клониться к горизонту, они сели в машину и медленно поехали к городу. Томми хотелось пригласить ее пообедать, но он обещал матери вернуться домой к семи и помочь установить новый книжный шкаф. Кроме того, мама сказала, что она приготовит обед, а это бывало в их семье не так часто.
В двадцать минут седьмого он остановил машину у маленького домика, где жила Мэрибет. Она с сожалением вылезла из кабины — ей не хотелось расставаться с ним.
— Спасибо тебе, — искренне поблагодарила она. — Мне все очень понравилось.
Для нее это был самый счастливый день за последние несколько лет, а Томми уже успел стать самым лучшим ее другом. Не иначе как судьба смилостивилась и послала ей этого мальчика в самый тяжелый период ее жизни.
— И мне тоже, — с улыбкой ответил он, глядя прямо в ее зеленые глаза. Они словно светились изнутри, и Томми стоял напротив нее, как загипнотизированный, с трудом удерживаясь от того, чтобы не поцеловать ее. — Завтра я приду к вам обедать. Ты когда заканчиваешь работу?
— Не раньше полуночи, — грустно ответила она.
Если бы она была свободна и могла общаться с ним когда и сколько угодно, хотя бы до конца лета! Рано или поздно все изменится, но пока ей не хотелось об этом думать.
Правда, сегодня, почувствовав первое шевеление ребенка, она поняла, что дни ее безоблачной радости сочтены.
— Тогда я отвезу тебя домой после работы, — предложил Том.
«Родители ничего не скажут, — подумал он, — в конце концов, я же могу пойти на последний сеанс в кино».
— Хорошо.
Она улыбнулась и, стоя на ступеньках, долго махала рукой вслед отъезжающему фургону.
Весь обратный путь Томми широко улыбался. Он чувствовал себя самым счастливым на свете, и улыбка все еще играла на его губах, когда без пяти минут семь он открыл входную дверь своего дома.
— Что с тобой? Ты поймал на рыбалке кита? — улыбнулась ему накрывавшая на стол мама.
Она готовила ростбиф, любимое блюдо Джона, и у Томми возникло странное ощущение, что мама хочет показать отцу, что из кожи вон лезет, чтобы ему угодить.
— Нет, я ничего не поймал, просто было очень солнечно и хорошо… я даже искупался.
Дом был весь наполнен доносившимися с кухни ароматами. Мама сделала оладьи, картофельное пюре и сладкую кукурузу, которую так любила Энни.
Энни… Знакомый приступ боли при мысли о ней сегодня был не таким острым, как обычно. После разговора с Мэрибет ему стало легче. Если бы он мог поделиться с мамой! Но он не мог и знал это.
— А где папа?
— Он обещал прийти в шесть. Наверное, задерживается и сейчас придет. Я сказала, что обедать мы сядем позже.
Но Джон не пришел и через час.
Когда Лиз стала звонить ему на работу, там никто не брал трубку. Ростбиф был уже давно готов, долгожданный семейный обед был явно испорчен, и губы Лиз плотно сжались от ярости.
Без десяти девять они с Томми наконец сели за стол, а в девять появился Джон. Он был явно навеселе и пребывал в хорошем настроении.
— Ого, моя киска для разнообразия приготовила обед! Какая радость! — игриво воскликнул он, пошатнувшись при попытке поцеловать жену. — Почему это мы такие сердитые?
— Ты обещал прийти в шесть, — ледяным тоном ответила Лиз, — а я предупредила тебя, что обед будет готов в семь. Я просто подумала, что хватит нам всем питаться кое-как. Теперь я снова буду готовить.
Томми огорчился при этих ее словах; однако не стоило паниковать раньше времени. Было совершенно очевидно, что это всего лишь благие намерения, поэтому он решил пока не волноваться.
— Знаешь, я забыл. Ты так давно не готовила, что я просто забыл про этот обед. Больше такого не повторится, — заверил он.
Джон вел себя так, будто не чувствовал за собой никакой вины, пытаясь выглядеть более трезвым, чем был на самом деле.
Наконец он сел за стол. Глава семейства не так уж часто приходил пьяным, но в последние семь месяцев жизнь его была настолько унылой, что он никогда не отказывался выпить в любой компании, по любому поводу, а если такого случая не представлялось, то сидел у стойки бара в одиночестве.
Не произнося ни слова, Лиз поставила перед ним тарелку, и Джон удивленно поднял на жену глаза:
— Ты же знаешь, что я люблю немного недожаренное мясо!
Так же молча она убрала еду и выкинула ее в мусорное ведро, с грохотом поставив пустую тарелку в раковину.
— Не надо приходить в девять часов, если хочешь получить то, что ты любишь! Два часа назад оно было именно таким, как ты предпочитаешь, — произнесла она сквозь зубы.
Джон ошеломленно смотрел на нее:
— Прости, Лиз.
Она повернулась к мужу и посмотрела на него долгим взглядом, совершенно забыв о присутствии Томми.
Родители теперь всегда вели себя так, будто его не существует на свете, будто он умер вместе с Энни. Его потребности и желания никого больше не интересовали. Они так обезумели от горя, что были не в состоянии справиться с ним сами, а тем более помочь ему.
— По-моему, нам уже ничего теперь не важно, правда, Джон? Ничего. Ничего из тех маленьких радостей, которые мы когда-то так ценили. Мы на все плюнули.
— Мы не должны этого делать, — тихо произнес Томми.
Сегодня Мэрибет дала ему надежду, и теперь он хотел поделиться ею с родителями — хотя бы ею.
— Мы же продолжаем жить. Энни не обрадовалась бы, если бы увидела, что с нами происходит. Давайте хотя бы немного общаться, а? Не обязательно каждый вечер, хотя бы иногда.
— Скажи это своему отцу, — холодно отрезала Лиз, снова поворачиваясь к раковине с грязной посудой.
— Слишком поздно, сынок.
Отец тяжело поднялся, похлопал его по плечу и исчез в спальне.
