так он и говорил ей каждый вечер, пока был жив. Пожелав матери спокойной ночи, Джонни обычно спускался в кухню, чтобы позвонить Бекки, а потом уходил к себе.
— Спокойной ночи, дорогой. — Она помахала ему рукой и, когда Джонни исчез, снова потянулась к выключателю, чтобы погасить свет, но в этот момент в спальню заглянула Шарлотта. Она только что вышла из душа — волосы у нее были еще мокрые и блестели. Окинув комнату взглядом, Шарлотта вопросительно уставилась на мать.
— С кем это ты разговаривала минуту назад? — спросила она. — Разве папа уже поднялся?
Они обе прекрасно знали, что Бобби давно спит, а больше в доме никого не было. Между тем Шарли отчетливо слышала, как ее мать что-то говорит, причем таким тоном, словно беседует с кем-то давно знакомым, хотя второго голоса она не распознала. Шарлотте это показалось странным — с кем же могла разговаривать ее мать?!
— Мне позвонили по телефону, — не моргнув глазом, солгала Элис. — Папа еще внизу. Наверное, опять задремал перед телевизором.
— Ну, в этом нет ничего нового… — Шарлотта скептически поморщилась. — Отец Пегги Дугал тоже закладывал… но он, в конце концов, обратился к «Анонимным алкоголикам». [1]
— Он сделал это только после того, как потерял работу и угодил за решетку за вождение в нетрезвом виде, — возразила Элис. — И он сделал это не сам — это суд направил его на принудительное лечение, так что ты не сравнивай.
Сама она несколько раз предлагала мужу обратиться в организацию «Анонимные алкоголики», но он только отмахивался и начинал раздражаться. Не считая себя алкоголиком, Джим не видел необходимости лечиться. «Ничего особенного не случится, если я выпью пару банок пива на сон грядущий», — говорил он, и, хотя банок чаще всего бывало шесть, а то и больше, Элис понимала, что он еще не готов переломить себя и сделать решительный шаг. Тут она была бессильна — это решение Джим должен был принять сам. Ничьи слова не могли убедить его в том, что было очевидно всем вокруг.
— Я и не сравниваю, — возразила Шарлотта. — Просто я… Ты когда-нибудь пробовала поговорить с папой поздно вечером? Он же не понимает, что ему говорят, а если и отвечает, то язык у него так заплетается, что ничего не поймешь.
— Я знаю, милая, знаю… — Элис сокрушенно покачала головой. Ответить дочери ей было нечего. Шарли впервые была близка к тому, чтобы назвать отца пьяницей, а у Элис не повернулся язык сказать ей, что она ошибается. Она никогда не обманывала детей, стараясь быть с ними предельно честной, поэтому в данной ситуации она предпочла промолчать. Кроме того, она знала то, чего Шарли пока не могла понять: прежде чем лечиться от алкоголизма, Джиму нужно было сначала простить себя за то, что он едва не убил младшего сына, а потом примириться с тем, что он потерял Джонни. Рассчитывать на то, что это произойдет в самое ближайшее время, не приходилось, а значит, положение не изменится еще долго. С другой стороны, Элис не могло не тревожить, что Джим с каждым днем все больше отдаляется от них, уходя в свой пьяный ступор, где не было ни мыслей, ни чувств, ни мук совести. Джонни был единственным из его детей, с которым он чувствовал тесную родственную связь, Бобби для отца как будто перестал существовать. Иногда Элис даже спрашивала себя: да сознает ли ее муж, что рядом с ним живут близкие люди? Ни с дочерью, ни с младшим сыном Джим почти не разговаривал, а порой даже не реагировал на их присутствие. Даже к Элис он почти не обращался, зато с Джонни мог часами беседовать об играх, календаре, достоинствах тех или иных игроков и других спортивных новостях.
Но Джонни не стало, и его отец остался с собой один на один.
Подумав об этом, Элис еще раз вздохнула и снова повернулась к дочери.
— Уже поздно, милая, тебе пора спать. Ступай к себе, а я разбужу папу и помогу ему подняться наверх.
— Разве ты на него не сердишься? — удивилась Шарли, и Элис отрицательно покачала головой.
— Нет. Только иногда мне бывает очень грустно.
Шарлотта кивнула и повернулась, чтобы идти к себе в комнату, но в последний момент — совсем как Джонни — остановилась на пороге.
— Как ты себя чувствуешь, мама? Тебе получше?
— Намного лучше, — ответила Элис совершенно искренне. Капельницы, лекарства и диета сделали свое дело. Язва ее почти не беспокоила, да и сил прибавилось. Но главным было, конечно, не это. Элис не знала, как и для чего, но Джонни вернулся, и в ее душе снопа затеплилась надежда.
Глава 5
Следующие несколько дней Элис целиком посвятила домашним заботам. Дел накопилось много, а она обещала врачу отдыхать, поэтому делались дела не так быстро, как ей хотелось. И все же Элис не унывала. По утрам Джим отвозил детей в школу, а после занятий Бобби привозила домой соседка. У Шарлотты на носу был важный баскетбольный матч, но она сказала, что не будет возражать, если мать на него не пойдет, поэтому времени у Элис хватало и на дела, и на отдых, и на разговоры с Джонни, который теперь частенько навещал ее дома.
Как он и обещал, Джонни то появлялся, то снова исчезал. Ему хотелось повидать друзей, Бекки, побывать в своей бывшей школе. Несколько раз он сидел с Шарлоттой у нее на уроках, а потом сказал Элис, что сестра учится очень неплохо. С его точки зрения, Шарли нужно было только подтянуть математику, которую она забросила из-за спортивных занятий. По другим предметам дела обстояли благополучно.
Гораздо больше его беспокоил Бобби. Джонни побывал и у него в школе и заметил, что брат держится особняком, ни с кем не дружит, не участвует в общих играх. Конечно, это была специальная школа, и дети там тоже учились необычные, и все же Джонни считал, что Бобби ведет себя странно. Учился он тоже намного хуже, чем раньше, но это-то как раз было понятно — Бобби вернулся на занятия не в начале учебного года, а спустя месяц, перед самой болезнью Элис, и сильно отстал.
— Что ты собираешься предпринять? — спросил у матери Джонни. — Я-то надеялся, что к этому времени он заговорит, а получается… — И он сокрушенно покачал головой. Вероятность того, что в ближайшее время к Бобби вернется речь, была крайне невелика. Пять лет он молчал, а теперь, после смерти старшего брата, мальчик, казалось, ушел в себя еще глубже.
— Может быть, все еще образуется, — сказала Элис. — С мозгами у Бобби все в порядке, а не говорит он, потому что не хочет. Но если однажды у него появится что-то, чем ему будет необходимо поделиться с нами, возможно, он справится с собой.
Ей и в самом деле казалось, что самого Бобби вполне устраивает нынешнее положение вещей и неспособность общаться при помощи слов не причиняет ему никаких неудобств.
— Кто знает… — Джонни озабоченно потер лоб. — А что говорят врачи?
Элис задумалась. Конечно, она знала, что говорили врачи — психиатры и логопеды — по поводу Бобби, но сейчас вспомнить все подробности ей мешало радостное возбуждение. Она была счастлива от того, что снова может обсуждать с сыном волновавшую их обоих проблему. До того, как он погиб, они часто обсуждали, как помочь Бобби, но когда Джонни не стало, все прекратилось. Новое горе перевесило горе старое, Шарли была еще слишком мала, а Джим упорно отмалчивался, словно боялся приближаться к этой теме.
— Они сказали, что основные физиологические реакции у него в порядке. И детские психологи, и психиатры, с которыми мы консультировались, считают, что спешить пока не нужно, и я с ними согласна. Ты же сам помнишь — когда мы пробовали интенсивные методы обучения, Бобби только еще больше замыкался в себе. Пожалуй, лучшее, что мы можем сделать, это оставить его в покое. Если когда-нибудь Бобби захочет говорить, он заговорит, а если нет… — Элис опустила глаза. Она часто думала о том, каково будет Бобби на всю жизнь остаться инвалидом. Сейчас, когда рядом с ним была мать, он мог чувствовать себя в безопасности, но Элис хорошо понимала, что это не может продолжаться вечно. В конце концов,
