когда-нибудь ее не станет, и что тогда будет с ним?.. Конечно, когда Бобби станет старше, он уже не будет зависеть от нее так сильно, как сейчас, и все же… Слишком узок и беден был его ограниченный немотой мир, чтобы он мог быть счастлив в нем по-настоящему. Сумеет ли Бобби вырваться из своей тесной клетки? Пока же ни Джонни и никто другой так и не сумели отыскать дверцу, через которую Бобби мог бы выйти в большой и светлый мир нормальных людей и отношений.
— Что, если ты станешь ходить с ним на соревнования к Шарли? — предложил Джонни. — Когда-то ему нравилось ходить на мои матчи.
Это была неплохая мысль, и Элис одобрительно кивнула.
— Хорошо, попробую. Раньше Шарли стеснялась, что ее брат — немой, но теперь она стала старше. Надеюсь, она не будет возражать.
— Пусть только попробует, — проворчал Джонни, присаживаясь на краешек кухонного стола, на котором Элис раскатывала тесто для двух яблочных пирогов. — Кстати, почему пирогов — два? — поинтересовался он, с наслаждением вдыхая аромат свежеенарезанных яблок. Раньше он, бывало, таскал яблочные дольки буквально у нее из-под ножа, но теперь ему оставалось только принюхиваться к аппетитным запахам.
— Один пирог я хочу отнести Адамсам, — объяснила Элис. — Памела очень нам помогала — приходила сюда и готовила еду для Джима и детей, когда я лежала в больнице. Особенно в первое время — после того, как ты умер… — Тут Элис запнулась. То, что она только что сказала, поразило ее своей абсурдностью. «После того, как ты умер…» Она подняла глаза на Джонни, но он улыбался, и она улыбнулась тоже.
— Слава богу, мы одни, — сказала Элис. — Если кто-нибудь услышит,
— Но тебя ведь никто не слышал, так что все в порядке, — успокоил Джонни и посмотрел на часы. — Кстати, тебе не пора принимать лекарство?
— Пора. — Элис тоже посмотрела на часы и, поставив пирог в духовку, налила в стакан прописанную врачом суспензию. Она старалась пить лекарство точно по расписанию, четыре раза в день, хотя после возвращения из больницы чувствовала себя неплохо. Болезнь не просто отступила, с каждым днем Элис становилось лучше и лучше, и все это благодаря Джонни. Именно его возвращение помогло ей избавиться от груза горя и тоски, который чуть не в буквальном смысле согнул ее до земли, и теперь Элис казалось, что за несколько дней она разом сбросила лет двадцать. Теперь она не ходила, а летала и жалела только об одном — о том, что никто, кроме нее, не может видеть Джонни.
— Я бы сам отнес пирог к Адамсам, если бы мог, — сказал Джонни и, соскочив со стола, остановился у холодильника. — К сожалению, теперь это невозможно.
— Да ты бы напугал их до смерти! — пошутила Элис. — Твое возвращение само по себе чудо, а если ты появишься у них на пороге с горячим пирогом… Страшно подумать, что может прийти им в головы. — Она шутила, хотя сама еще не до конца свыклась с мыслью, что ее сын действительно вернулся. Понять или объяснить это было ей не под силу, оставалось только верить тому, что она видела, слышала и осязала. И Элис верила… старалась поверить.
— И все-таки объясни мне еще раз, почему, как ты думаешь, тебя вернули назад?
— Я уже говорил — чтобы доделать все, что осталось недоделанным, хотя, наверное, существуют другие причины, которых я не знаю. Я слышал, что подобные вещи случаются с теми, кто ушел слишком рано или слишком внезапно.
— Что же ты оставил недоделанным? Не закончил колледж?
Джонни усмехнулся:
— Если б все умершие молодыми юноши и девушки имели возможность вернуться, чтобы закончить образование, конкурс в наших колледжах и университетах подскочил бы раза в четыре. Нет, я имел в виду всех вас — тебя, папу, Бекки, Бобби и Шарлотту. Похоже, там, наверху, решили, что вам необходима моя помощь, и вот я здесь.
— Да, помощь нам была нужна… — Элис задумалась. Она понимала, что Джонни вернулся не навсегда, и все равно ее переполняло чувство благодарности за то, что ей было позволено снова увидеть сына, поговорить с ним. И каждая минута этого нежданного счастья согревала ее душу и придавала ей сил.
— Как тебе кажется, сколько времени тебе разрешат побыть с нами? — задала она давно мучивший ее вопрос.
— Столько, сколько мне понадобится, чтобы сделать мою работу, — ответил он.
— А в чем конкретно заключается твоя работа? — Джонни уже не раз объяснял ей, что должен «завершить недоделанное» и «привести все в порядок», но Элис никак не могла понять,
— Я и сам не знаю, — честно признался Джонни. — Возможно, я сам должен догадаться. Никаких точных указаний или инструкций они мне не дали.
Кто это — «они», Элис спросить не посмела. У Джонни не было ни крыльев, ни нимба над головой, он не взлетал под потолок и не проходил сквозь стены, чтобы попасть из одной комнаты в другую. Если он и исчезал, то делал это по возможности деликатно, чтобы не смущать мать. Держался Джонни точно так же, как раньше: торчал на кухне, сидел на столе, а по вечерам приходил к ней в комнату, чтобы поболтать и пожелать спокойной ночи. У него был тот же голос, те же жесты и тот же запах, и каждый раз, когда Элис прикасалась к его руке, обнимала или целовала в щеку, она ощущала исходящее от него живое тепло. Возвращение Джонни после смерти было лучшим подарком, о котором она не могла и помыслить, и Элис не представляла, как она сможет поблагодарить
Джонни сидел в гостиной и смотрел телевизор, когда Элис закончила печь пирог и стала собираться, чтобы забрать Бобби из школы.
Неожиданно для самой себя она предложила сыну поехать с ней, и Джонни согласился после некоторого колебания. По дороге они говорили о школьных друзьях Джонни, о стипендии в колледже, которая так много для него значила, о его любимом футболе, о его детских шалостях и проделках. Это были драгоценные для обоих воспоминания, и Джонни несколько раз заставил Элис смеяться, напомнив ей о нескольких забавных случаях, о которых она совершенно забыла.
Оба еще находились под впечатлением воспоминаний, когда машина остановилась у школьных ворот, и в салон забрался Бобби. И как только это произошло, Джонни исчез.
— Здравствуй, милый. Как прошел твой день? — спросила у мальчугана Элис. Она не ждала развернутого ответа, но бывали случаи, когда Бобби кивал или улыбался в ответ. Сегодня, впрочем, ничего подобного не произошло. Он лишь бегло взглянул на мать, а потом пристально уставился на заднее сиденье, где только что сидел Джонни. Элис даже показалось, что Бобби что-то почувствовал, но тут же она отогнала от себя эту мысль — скорее всего, она просто ошиблась. Мальчик почти сразу отвернулся и, сев прямо, стал смотреть в окно, как делал всегда в последнее время.
Дома Элис дала сыну булочки и молоко. Бобби без видимого аппетита поел и сразу ушел к себе. Не успела Элис помыть посуду, как зазвонил телефон. Это была Памела. Она все еще была на работе, но ей захотелось поболтать — вот она и позвонила подруге. Элис сказала, что испекла для нее и Бекки яблочный пирог и что сама завезет его вечером, и Пэм от души ее поблагодарила.
Отправляясь к Адамсам, Элис решила взять Бобби с собой.
Когда они приехали, четверо младших Адамсов увлеченно играли в войну, захватив коридор, часть кухни и гостиную. Бекки, подколов повыше свои чудесные светлые волосы, готовила для них ужин. Буквально на минуту она отвлеклась, глубоко о чем-то задумавшись, но этого хватило, чтобы гамбургеры в духовке начали подгорать. От жары и смущения девушка даже покраснела, Элис, бросившаяся к ней на помощь, отметила про себя, что Бекки с каждым днем становится все очаровательнее. Природа брала свое: несмотря на пережитое, подруга Джонни расцветала на глазах, и у Элис сжалось сердце, когда она подумала о том, что ее сын погиб и никогда ему не быть рядом с Бекки. Он и Бекки могли бы пожениться, создать семью и жить дружно и счастливо, но всем надеждам пришел конец. Но если у Джонни все раз и навсегда было определено (хотя последние события заставили Элис пересмотреть многие свои убеждения), то у Бекки впереди была вся жизнь. Увы, при одном взгляде на ее грустное лицо и потухшие глаза можно было подумать, что Бекки решила похоронить себя заживо. За прошедшие месяцы она не только не пришла
