рядом, всем своим видом показывая, что ждет объяснений.
— Тебе, дорогой Муриллио, миссия видится несомненным провалом, особенно когда Кол ль временно выбыл из наших рядов. На самом деле наша миссия оказалась ошеломляюще успешной. Барук непременно должен знать о подозрительных делишках, творящихся среди Гадробийских холмов.
— Успешной? О каком успехе ты болтаешь?
Крюпп примирительно махнул рукой.
— Я потерял сознание, считай, перед самым началом стычки. Но в последние секунды я успел заметить в руке той женщины отатаральский меч. Тут и ребенку ясно: она малазанка.
— И мы бросили Колля одного? — сердито прошипел Муриллио. — Чего ты раньше молчал, Крюпп?
— Он скоро оправится и последует за нами, — невозмутимо ответил Крюпп. — Нам нужно спешить, дорогой Муриллио. Необходимо как можно быстрее добраться до Барука, и это оправдывает все наши действия.
— Кроме твоей сомнительной сделки с конюхом, — прорычал Муриллио. — Итак, малазанцы добрались уже до Гадробийских холмов. Что этой воительнице понадобилось там? Только не заговаривай мне зубы, будто ты ничего не знаешь. Ты явно что-то заподозрил, иначе не было бы всей этой спешки.
— Есть кое-какие подозрения, — согласился Крюпп, опуская плечи. — Помнишь, какую меткую фразу произнес наш Крокус, когда мы выезжали из города? Охота за слухами. Точнее не скажешь.
— Погоди… опять, что ли, эта легенда о кургане? Так она же…
Крюпп поднял вверх мясистый палец.
— Сейчас не важно, верим ли мы с тобой в эту легенду или считаем ее полнейшим вздором. Главное другое: малазанцы тоже знают о ней и пытаются установить ее достоверность. Крюпп и Барук, оба будучи людьми достаточно образованными, полагают, что малазанцам удастся найти доказательства подлинности легенды. Отсюда и их миссия, мой беспокойный друг.
Толстяк поморщился.
— Женщина с отатаральским мечом умеет сражаться. К тому же она была не одна. Поблизости находился тлан-имас.
— Что? — взорвался Муриллио, глаза которого вспыхнули бешенством.
Он попытался поворотить своего мула, но упрямец врос в землю всеми четырьмя копытами. Муриллио колотил его по бокам. Мул мотал головой и не двигался.
— Ты никак спятил, Крюпп? Мы бросили Колля на растерзание этой малазанской фурии и тлан- имасу!
— Дорогой Муриллио, — вкрадчивым голосом ответил ему Крюпп. — Крюпп подумал, что ты понимаешь всю серьезность нашего незамедлительного возвращения в Даруджистан.
Муриллио, забыв про мула, повернулся к Крюппу. Мрачное его лицо не предвещало ничего хорошего.
— А ну-ка выкладывай все начистоту, — потребовал Муриллио.
— Что именно я должен выложить перед тобой? — насторожился Крюпп.
— Ты без конца водишь меня за нос, делаешь какие-то туманные намеки. Если ты что-то знаешь, говори. Иначе мы поворачиваем назад и возвращаемся к Коллю.
Видя, как у толстяка забегали глазки, Муриллио усмехнулся.
— Что, думал обмануть меня? Твои уловки провалились, Крюпп.
Толстяк поднял обе руки ладонями вверх.
— Не знаю, в чью голову пришла мысль вернуть Коллю все, что у него предательски отобрали, но Крюппу остается лишь рукоплескать этому замыслу!
Муриллио разинул рот.
«Клобук накрой этого слизняка! Как он пронюхал?»
Крюпп между тем продолжал:
— Но все ваши благородные устремления меркнут, едва мы вспоминаем о серьезной опасности, нависшей над Крокусом. Более того: если Колль прав и эта девчонка находится в чьей-то власти, опасность вырастает до пугающих размеров. Была ли она единственной охотницей за хрупкой жизнью нашего оболтуса? А вдруг тысячи богов и демонов при первой же возможности оттеснят опоннов и завладеют душой Крокуса? Неужели Муриллио, давний его друг, бросит мальчишку на произвол судьбы? Неужели Муриллио утратил способность здраво рассуждать и пошел на поводу у кошмарных картин, порожденных его воспаленным мозгом?
— Хватит! — рявкнул Муриллио. — Убедил. А теперь закрой рот и едем дальше.
Крюпп кивнул и умолк.
Уже под вечер, когда закатное солнце освещало только западные склоны холмов, а все остальные пространство погружалось в сумрак, Муриллио поравнялся с Крюппом и сердито посмотрел на толстяка. Сумерки уберегли Крюппа от этого взгляда.
— Проклятье! Я говорил, что не собираюсь попадаться на его уловки. И надо же, попался! Только сейчас сообразил.
— Муриллио что-то бормочет? — невинным тоном осведомился Крюпп.
Муриллио потер лоб.
— Заклинания от головной боли. Давай останавливаться на ночлег. Крокус с девчонкой все равно не доберутся до города раньше завтрашнего дня. По дороге мальчишке вряд ли будет грозить опасность. Завтра к вечеру мы его нагоним. Лучше бы, конечно, днем. Так они поехали прямо к Мамоту?
— Крюпп очень на это рассчитывает и не боится признаться, насколько устал. Привал — лучшее, что мы сейчас можем сделать. Муриллио разведет костерок и займется приготовлением ужина, пока Крюпп сосредоточится на жизненно важных размышлениях.
— Вот-вот, — невесело усмехнулся Муриллио. — Крюпп ведь не может размышлять, собирая хворост на костер.
Через пару дней после неожиданной встречи с тистеандием и погружения в недра Драгнипура Паран запоздало сообразил: а ведь Рейк не заподозрил в нем малазанского офицера. Иначе бы тистеандий не оставил его в живых. Капитан словно выпадал из поля зрения его возможных палачей: и тогда, в Крепыше, и сейчас. Аномандер Рейк спас его от гончих и подарил свободу. Было ли все это свидетельством благосклонности опоннов? Скорее всего, да, хотя и без помощи тистеандия тоже не обошлось.
Так, может, и впрямь удача скрывалась внутри его меча? И все эти подарки судьбы знаменовали поворотные моменты в его жизни? Теперь он сошел с имперской дороги. Слишком Долго он шел по этой дороге, вымощенной вероломством и обильно политой кровью. Довольно. Сейчас для него не было более важного дела, чем спасти жизнь людям сержанта Бурдюка. Быть может, даже ценой собственной жизни. Мысль о гибели не пугала Парана.
Он чувствовал, что есть вещи, лежащие за пределами жизни одного человека. Например, справедливость. Она не подчинялась законам людей; возможно, даже боги и богини взирали на нее жадными глазами, не в состоянии до нее дотянуться. Она была подобна солнцу: сияющая, чистая и совершенная. Паран вспомнил рассуждения философов, которых читал, когда учился в Анте. Тогда их мысли казались ему полной нелепицей. Нравственные принципы — утверждали философы — не могут быть относительными и целиком принадлежать миру людей. Философы провозглашали эти принципы непреложным законом всей жизни, ее естественным законом, лежащим вне жестоких инстинктов животного мира или честолюбивых устремлений человечества.
«Очередная погоня за истиной?» — мысленно спросил себя Паран и нахмурился.
Двигаясь по колее, едва заметной в желтой траве, он вспомнил, как однажды заговорил об этом с адъюнктессой Лорной. Сама обстановка, в которой они оказались, располагала к такому разговору. Тогда он впервые и услышал эти слова — «очередная погоня за истиной». Адъюнктесса произнесла их насмешливо-циничным тоном, разом оборвав разговор и отбив у Парана охоту говорить с ней о подобных вещах.
Помнится, его поразило, что эти слова были сказаны, не древней старухой, а его сверстницей. Скорее всего, решил он тогда, Лорна избрала самый простой и легкий путь подражания взглядам и
