Они бросились к радиоприемнику; диктор лаконично объяснял, что произошло. Мэтью настойчиво дергал Зою за юбку, пытаясь привлечь к себе внимание, но мать смогла только взять его на руки и прижать к себе. Сейчас она думала только о том, что Николаю двадцать лет; она не хотела, чтобы его убили, как ее брата, служившего в Преображенском полку.
– Саймон, что теперь будет!
Предчувствия Саймона подтвердились: они вступали в войну. Президент Рузвельт объявил об этом голосом, полным глубокого сожаления, но несравненно большим было отчаяние Зои. На следующее утро Саймон записался в армию. Ему было сорок пять лет, и Зоя умоляла его не делать этого, но Саймон настоял на своем.
– Я обязан, Зоя, – грустно сказал он. – Я никогда не простил бы себе, если бы отсиживался здесь и ничего не сделал для защиты родины. – Он пойдет воевать не только ради своей страны, но и ради евреев в Европе. Когда во всем мире попирались свобода и честь, он не мог сидеть сложа руки.
– Пожалуйста… – умоляла Зоя, – пожалуйста, Саймон… – Ее переполняло горе. – Я не смогу жить без тебя. – Она уже потеряла стольких близких; она знала, что не сможет перенести это вновь… Нет, только не Саймон, такой нежный, такой любимый, такой любящий. – Я так люблю тебя. Не уходи, пожалуйста…
Ее охватил страх, но переубедить его было невозможно.
– Зоя, я обязан.
В ту ночь они лежали в постели рядом, и он нежно гладил ее своими большими руками, которые с такой любовью держали сына, этими руками он касался ее и прижимал к себе, а она плакала, боясь потерять человека, которого безумно любила.
– Все будет хорошо.
– Этого никто не знает. Ты слишком нужен нам, не бросай нас. Подумай о Мэтью. – Она готова была сказать ему что угодно, только бы заставить его остаться, но даже это не могло переубедить его.
– Я думаю о нем. Когда он вырастет, в этом мире не будет смысла жить, если сейчас не встать на борьбу за добро и справедливость. – Он все еще переживал из-за того, что произошло в Польше два года назад. Но теперь, когда напали на его собственную страну, о том, чтобы отсиживаться в Нью-Йорке, не могло быть и речи. Даже Зоина страсть в ту ночь, все ее самые пылкие заклинания не поколебали его решимости; как бы горячо он ни любил ее, он знал, что должен идти. Его любовь к Зое была равносильна только чувству долга перед своей страной – независимо от того, во что ему это обойдется.
Его послали на переподготовку в форт Беннинг, штат Джорджия, а три месяца спустя он вернулся домой на два дня перед отъездом в Сан-Франциско. Зоя хотела побыть с ним наедине в пансионе миссис Уитмен в Коннектикуте, но Саймон хотел провести последние дни дома, с детьми. Николай приехал домой из Принстона, чтобы проводить его, и на вокзале перед отправкой мужчины обменялись крепким рукопожатием.
– Заботься о матери, – сказал Саймон громким, перекрывающим шум поездов голосом; он всегда был таким добрым, таким спокойным. Даже Саша плакала.
Мэтью плакал тоже, хотя и не понимал, что происходит. Он знал только, что его папа куда-то уезжает, что его мама и сестра плачут и что его старший брат очень расстроен.
Николай обнял человека, который последние пять лет был для него отцом, и у него навернулись на глаза слезы, когда Саймон сказал ему:
– Держись, сынок.
– Я тоже хочу идти воевать. – Он сказал это так тихо, что мать не расслышала.
– Не сейчас, – возразил Саймон. – Сначала надо закончить университет. Впрочем, все равно тебя могут призвать.
Но юноша не хотел ждать призыва, он хотел поехать в Англию летать на самолетах. Он думал об этом уже несколько месяцев, и в марте его терпение иссякло. Саймон воевал на Тихом океане, и на следующий день после того, как Саше исполнилось семнадцать лет, Николай сообщил семье о своем решении. Зоя не хотела даже слышать об этом, она рассердилась на сына, а потом заплакала.
– Тебе мало, что воюет отец, Николай? – Она стала называть Саймона отцом, и Николаю это нравилось. Он любил его как отца.
– Мама, это мой долг. Неужели ты не можешь понять?
– Не могу. Тебя же не призвали. Саймон хочет, чтобы ты закончил учебу, он сам говорил тебе это. – Зоя пыталась образумить сына, но чувствовала, что его не переубедить. Ей отчаянно не хватало Саймона; она никак не могла смириться с мыслью, что Николай тоже уйдет воевать.
– Я смогу вернуться в Принстон после войны. – Он уже давно считал, что теряет время попусту. Ему очень нравилось в Принстоне, но хотелось жить полноценной жизнью, работать так, как Саймон, сражаться так же отважно, как он. Саймон часто писал им, рассказывая в пределах дозволенного о том, что происходило вокруг. Но сейчас больше чем когда-либо Зое хотелось, чтобы Саймон был дома и уговорил сына продолжить учебу. После двухдневных споров она поняла, что проиграла. И три недели спустя Николай уехал в военный лагерь в Англию. Она сидела в квартире одна, с горечью думая о тех, кого она потеряла, и, видимо, потерям этим не будет конца… Саши не было дома. Зоя сидела, уставившись в пространство. Она даже не слышала звонка в дверь. Звонок звонил снова и снова, и Зоя решила было, что вообще не будет открывать, но затем медленно встала. Она никого не желала видеть. Ей хотелось, чтобы оба вернулись домой, чтобы с ними ничего не случилось. Она знала, что, если что-то случится, она этого не переживет.
– Кто там? – Она только час назад вернулась из магазина, но теперь даже универмаг не занимал полностью ее внимания. Все ее мысли были о Саймоне, а теперь к этому прибавилась тревога за Николая, летавшего на бомбардировщике над Европой.
За дверью, нервничая, стоял мальчик в форме. За последние несколько месяцев он возненавидел свою работу. И вот сейчас он смотрел на Зою и думал о том, что лучше бы к ней прислали кого-нибудь другого.
Перед ним стояла красивая женщина с пышными рыжими волосами и безмятежно улыбалась, не зная, что ее ждет.
