А хореографии училась в России.
– Так ты балерина? – Танцовщица еле сдерживала смех. Зоя молча стояла перед ней с гладко зачесанными рыжими волосами, без всякой косметики. – Послушай, красавица! Это тебе не дом престарелых для бывших балерин. Это варьете Фитцхью! – Она произнесла последние слова с какой-то особой заносчивостью, и Зоя вдруг разозлилась.
– Мне двадцать пять лет, – соврала она, – и в свое время у меня неплохо получалось.
– Ну?! Держу пари, что ты никогда не танцевала ничего подобного.
Это было совершенно справедливо, но Зоя готова была делать что угодно, только бы спасти детей. Она вдруг вспомнила, как впервые пришла к Дягилеву тринадцать лет назад в Париже.
– Позвольте мне попробовать… всего один раз… я смогу научиться… пожалуйста… – Слезы помимо ее воли навернулись ей на глаза, а в это время маленький кругленький мужчина с сигарой прошел мимо, едва взглянув на нее, и закричал на двух рабочих сцены, несущих декорации:
– Идиоты! Вы все сломаете! – А затем с явной тревогой помахал сигарой женщине, разговаривавшей с Зоей:
– Чертовы девки заболели корью… надо же! Набрал по глупости стадо старых телок, которые вдруг взяли да заболели детскими болезнями… трое на прошлой неделе… а теперь еще семеро… Черт подери, что я скажу зрителям, которые платят приличные деньги, чтобы посмотреть наше шоу? Что они могут полюбоваться стадом старых шлюх, вихляющих своими толстыми задницами? Что ж, я готов пойти на это, если они все-таки явятся на работу. – И он помахал сигарой в сторону Зои, даже не взглянув на нее – такие, как Зоя, для него не существовали.
Не дождавшись, что он обратится непосредственно к ней, Зоя заговорила сама.
– Я бы хотела поступить на работу в качестве танцовщицы. – Она говорила с незначительным акцентом, но никому и в голову не пришло, что она русская.
Женщина подумала, что она, если судить по дорогому черному платью и элегантным манерам, – француженка. В варьете Фитцхью француженки не требовались.
– Вы танцовщица? – Толстяк обернулся и оценивающе посмотрел на нее; судя по всему, впечатления она на него не произвела.
– Да. – Зоя решила ничего ему не объяснять.
– Балерина, – с нескрываемым презрением процедила женщина.
– Болели корью? – Это было для него сейчас самое важное, ведь десять танцовщиц уже заболели, и бог знает, сколько из них еще могут заболеть в ближайшие дни.
– Да, болела, – пробормотала Зоя, моля бога, чтобы она еще была способна танцевать. Возможно, она все забыла. Возможно…
Толстяк пожал плечами и сунул в рот потухшую сигару.
– Пусть она покажет, на что способна, Мэгги. Если у нее что-то получится, то пусть остается, пока другие не поправятся.
Толстяк ушел, а женщина, которую он назвал Мэгги, недовольно поморщилась. Меньше всего им нужна была такая изысканная бледная дамочка, которая считала, что она слишком хороша для варьете. Но делать было нечего: больных было столько, что шоу находилось на грани срыва.
– О'кей, – небрежно сказала она, а затем крикнула:
– Джимми! Хватит спать, иди работай!
Из-за кулис вышел чернокожий с широкой улыбкой и посмотрел на Зою.
– Ну-с, беби, что тебе сыграть? – спросил он, садясь за пианино.
Зоя чуть не рассмеялась нервным смехом. Что он мог сыграть? Шопена? Дебюсси? Стравинского?
– Что вы обычно играете на пробах? – спросила она его, и негр улыбнулся. Он сразу заметил, что перед ним стояла светская дама, из тех, для кого наступили плохие времена, и ему стало жалко ее, эту молодую женщину с большими зелеными глазами и тоскливой улыбкой. В этот момент она так была похожа на ребенка, и он вдруг засомневался, танцует ли она вообще. Он слышал и о других дамах высшего света, которые, как Кобина Райт с дочерью, пошли работать в ночные клубы.
– Откуда ты? – Мэгги уже разговаривала с кем-то другим, и Джимми решил, что Зоя ему нравится.
Она широко улыбнулась ему, все еще боясь наделать глупостей, хотя рискнуть и стоило.
– Из России. Я приехала сюда после войны.
А затем он понизил голос и нервно обернулся:
– Ты когда-нибудь танцевала раньше, малышка? Скажи мне правду, пока Мэгги не слышит. Доверься Джимми. Я не смогу помочь тебе, если я не буду знать, умеешь ли ты танцевать.
– Я танцевала в балете в юности. После я не танцевала одиннадцать лет, – прошептала она с благодарностью в голосе.
– Да… – Джимми огорченно покачал головой, – Фитцхью – это не балет… – В это время, словно в подтверждение его слов, две полуобнаженные девицы прошли мимо. – Послушай, – сказал он заговорщическим тоном, – я буду играть как можно медленнее, а ты просто вращай глазами и улыбайся, чуть покрутись, потряси задом, покажи ножки – и все будет в порядке.
У тебя есть костюм? – Но по ее взгляду Джимми понял, что костюма у нее нет.
– Извините, я…
– Неважно. – В это время Мэгги снова обратила на них внимание.
