ветру, и он выглядел еще более сильным, чем раньше.
– Просто задумалась… воспоминания нахлынули.
– У вас была интересная жизнь, мне кажется, даже намного интереснее, чем вы рассказали нам в ресторане.
– Теперь это уже не имеет значения. – Зоя смотрела на море, не глядя на Хирша, а ему хотелось коснуться ее руки, заставить ее улыбнуться, сделать так, чтобы она почувствовала себя счастливой и молодой. В эти минуты у нее был такой серьезный, даже мрачный вид. – Прошлое важно лишь тогда, мистер Хирш, когда оно влияет на настоящее. Мне было трудно вернуться сюда, но я рада, что сделала это… Париж для меня полон воспоминаний.
Он кивнул, ему хотелось знать о ее жизни все, абсолютно все.
– Должно быть, во время войны во Франции жизнь была трудной. Я тоже хотел пойти воевать, но отец не пустил меня. В конце концов я все же записался в армию, но повоевать не успел, так и не уехал из Штатов. Потом купил фабрику в Джорджии. Текстильную. – Хирш печально улыбнулся. – Всю жизнь только тряпками и торгую. – Его глаза снова стали серьезными. – Вам, вероятно, тяжело жилось здесь?
– Да. Но все же наша судьба сложилась легче, чем судьба тех, кто остался в России. – И Зоя подумала о Маше и обо всех остальных. Хирш же боялся проявить излишнее любопытство, он не хотел отрывать ее от воспоминаний, в этот момент она казалась ему такой красивой… – Все это теперь неважно. Ваша поездка была удачной?
– О да! А ваша?
– Великолепной. Мне кажется, Аксель довольна тем, что мы закупили. – Зоя сделала движение, чтобы уйти, но он испытал острое желание прижать ее к себе, не отпускать…
– Вы не поужинаете со мной сегодня вечером?
– Я должна спросить у Аксель, какие у нее планы.
Большое спасибо, я скажу ей о вашем приглашении. – Зоя хотела дать ему понять, что она не свободна. Он ей очень нравился, но это-то и вызывало у нее смутную тревогу. В его глазах она видела настойчивость, пожатие его руки было таким сильным, таким властным. Когда палуба качнулась и он подхватил ее под руку, ей захотелось вдруг вырваться, оказать ему сопротивление, в этот момент Зоя пожалела даже, что они очутились на одном пароходе. Они слишком часто виделись… Но когда она передала Аксель его приглашение, та пришла в восторг.
– Принимаем без всяких отговорок. Я сама напишу ему записку.
Она так и сделала, а потом, к ужасу Зои, буквально в последний момент заявила, что ее укачало, – и Зоя осталась в ресторане наедине с Хиршем, чего ей совсем не хотелось.
Но через несколько минут она уже забыла о своих колебаниях, увлеченная его рассказом. Он описывал год своего пребывания в Джорджии на текстильной фабрике, признавшись, что не понимал ничего из-за сильного акцента южан и в конце концов, словно бы в отместку, заговорил с ними на идиш. Зоя засмеялась, живо представив себе, как это выглядело, а потом стала слушать его рассказ о семье. Его мать была, по- видимому, такой же деспотичной, как и ее собственная, хотя происхождение у них было совершенно различное.
– Наверное, все русские женщины одинаковы, – пошутила Зоя. – Впрочем, моя мать была немкой. По счастью, бабушка моя оказалась совсем другой – д рой, сильной, с ней всегда можно было договориться.
Я обязана ей жизнью – во всех отношениях. Думаю, она бы вам очень понравилась.
– Не сомневаюсь, – согласился Хирш, а затем, не в силах больше сдерживать себя, сказал:
– Вы удивительная женщина. Жаль, что я не встретил вас много лет назад.
Она рассмеялась.
– Возможно, тогда я бы вам не понравилась. Невзгоды усмиряют человека; раньше, наверное, я была чересчур избалована. – И Зоя вспомнила свою легкую жизнь на Саттон-плейс. – Последние семь лет меня многому научили. Во время войны я дала себе зарок: если моя жизнь когда-нибудь снова станет благополучной, я никогда не буду неблагодарной судьбе… Теперь я ценю все: салон… работу… моих детей… все, что у меня есть.
Он улыбнулся, с каждой минутой все больше влюбляясь в нее.
– Мне бы хотелось узнать о вашей жизни в России.
Они поднялись из ресторана на палубу. Пароход едва заметно покачивало на волнах. Ночной воздух был прохладным, и Зоя поплотнее запахнула меховую пелерину. На ней было серое атласное вечернее платье, сшитое по модели мадам Гре, и жакет, отороченный серебристой лисой, который она позаимствовала в салоне, но и в этом чужом жакете она выглядела необыкновенно красивой.
– Почему вы хотите знать об этом? – поинтересовалась Зоя. Могло ли это иметь для него какое-то значение? Было ли это праздное любопытство или что-то еще? Она не знала, что именно он хотел от нее, зато она знала: ей с ним было так хорошо, так спокойно.
– Мне хочется знать о вас все, вы такая красивая, сильная и загадочная. – В этот момент у него был такой серьезный вид, что Зоя улыбнулась. Никто еще не говорил ей такого, даже Клейтон, но тогда она была гораздо моложе, почти совсем ребенок. А теперь она стала намного старше, намного умнее той рыжей доверчивой девушки…
– Вы уже и так знаете много больше, чем кто-либо, – улыбнулась она. – Я, например, никогда никому не говорила, что танцевала в варьете. – Зоя задорно рассмеялась, снова чувствуя себя молодой. – Бедная Аксель, когда узнала, чуть со стула не свалилась, помните? – Он тоже засмеялся.
– И я, – признался он. – Я никогда прежде не был знаком с танцовщицей из варьете.
Она никак не могла перестать смеяться.
– Только представьте, как обрадовалась бы ваша мать!
