Полуночный Прилив

эфеса звякнула о мостовую. Император выпрямился и потянул меч на себя, через торс финеда, разрезая его надвое: сердце, левое легкое. Лезвие вышло над ключицей.

Умирая, Мороч вложил последние силы в ответный удар. Спина императора с треском переломилась.

Сплевывая кровь полным ртом и улыбаясь, Неват осел на скользкие камни. Рядом падал Рулад.

Затем над ним нависла иная фигура. Кто-то из братьев императора…

Его голос, казалось, донесся издалека: — Скажите нам свое имя, финед.

Мороч пытался ответить, но захлебнулся. «Я Мороч Неват. Я убил вашего клятого императора».

— Вы королевский Поборник, верно? Ваши солдаты на мосту так кричат — Королевский Поборник… этот о вас, финед?

«Нет.

Вы, уроды, с ним еще не сталкивались».

С этой приятной мыслью Мороч Неват умер.

* * *

Столь быстрое исцеление, столь быстрое возвращение. Окруженный волками, завывавшими на лицах Летераса, будто проклятые души, император восстал из мертвых и разорвал воздух собственным воплем.

Солдаты на мосту замолчали, видя, как покрытый кровью Рулад встал, вытянул меч из тела финеда. Шагнул — и покачнулся на сторону. Глаза его наполнили ужас и безумие.

— Удинаас!

Так отчаянно одинок. Душа в смертной муке.

— УДИНААС!!!

Уруфь Сенгар услышала неистовый крик сына за две сотни шагов. Резко развернулась, отыскивая раба среди множества невольников. В этот момент Майен заорала и рванулась от прочих женщин, убегая на ближайшую улицу. И пропала за углом.

Замерев от неожиданности, Уруфь продолжала выискивать этого раба.

— Удинаас? Где ты?

Ответами послужили тупые, испуганные взгляды. Всё знакомые лица, но среди них не было Удинааса. Раб пропал.

Уруфь рванулась к ним, замолотила кулаками. — Найти его! Найти Удинааса! — По венам пробежал прилив внезапной ненависти. К Удинаасу. Ко всем летерийцам. «Предан. Мой сын предан» . О, как они заплатят!

* * *

Она слышала звуки схваток со всех сторон — захватчики пробирались по улицам и встречались с отчаявшимися солдатами. Впавшая в ужас, плачущая Чашка металась между провалившимися курганами, ища убежища. Она была совсем одна.

Пятеро убийц почти вышли. Их могильники вспучились, большие трещины змеились по сырой земле, изнутри слышался стук раздвигаемых камней. Пять голосов слились в мрачной песне — гул словно барабанов, все ближе к поверхности, все громче.

— О, — простонала она, — где же все? Где мои друзья?

Чашка доковыляла до кургана своего единственного друга. Он там, так близко… Она потянулась…

… и ее затащило внутрь. Мучительное продвижение сквозь горячую почву, на сырой берег. Перед ней простиралось вонючее болото. Небо над головой было серым.

Почти рядом из воды кто-то выкарабкивался. Белокожий, со слипшимися волосами. — Чашка! — Его голос ломался от напряжения. — Сзади… дотянись…

Она повернулась.

Два меча, вонзенные в грязь.

— Чашка… возьми их… дай…

Протяжный всхлип сзади. Она обернула голову и увидела схватившиеся за лодыжки друга женские руки — жилистые, высохшие. Они тянули его назад. Друг неистово взмахнул рукой, вонзая локоть во внезапной поднявшееся над болотом искаженное, вымазанное грязью лицо. Из носа женщины брызнула кровь, однако рук она не разжала.

Они вместе начали погружаться в пенящуюся грязь.

Всхлипнув, Чашка схватила оба меча. Вытащила из грязи и побрела к берегу.

Над поверхностью болота взлетели брызги, снова показались руки.

Чашка ждала, дрожа всем телом.

* * *

Так легко снова стать рабом — теперь, когда вайвел принизал все тело, подчинив своей воле каждый мускул, каждый орган, даже несущуюся по венам кровь. Удинаас едва мог видеть своими же глазами, как мелькают улица за улицей. Момент жестокой ясности — он пробегает между тремя Солтейкенами, обернувшимися к нему с рычанием и оскалив клыки — его руки ныне снабжены когтями длиной в палец, они терзают волчью плоть, вырывая ребра из-под кожи. Тяжелый костистый кулак — его кулак — ударяет по волчьей голове, ломая кости — волк внезапно покатился, глаза его остекленели — и снова быстрый бег.

Хозяин нуждается в нем. Сейчас. Нельзя терять времени.

Раб. Освобожденный от всякой ответственности, не более чем инструмент.

А это, понял Удинаас, и есть яд смирения.

Все ближе и ближе.

«Ничего нет нового в том, что тебя используют. Поглядите на все эти лежащие тела. Бедные солдаты — летерийцы умерли без причины, защищая труп королевства и подтвердив свое гражданство. Недвижного королевства, владений бога пыли. Найдите его храм в заброшенных аллеях, среди трещин между камнями.

Друзья мои, вы не найдете мира прелестнее, чем этот, где «честь», «вера» и «свобода» слились в комок, ничем не отличаясь от «ненависти», «зависти» и «измены». Где все понятия приклеились к земле или унесены ветром. Где никто не бросит вызов власти святого безразличия.

Восстает во славе бог праха»…

Впереди появилась дюжина волков — и рванула прямо к нему.

Кажется, придется задержаться.

Удинаас оскалился.

* * *

— Как тебе это удается? — спросил Багг.

Странник бросил на него взгляд. — Волки?

— Они где угодно, только не здесь, а ведь уже давно должны были нас найти.

Бог дернул плечом: — Я толкаю их в другие стороны. Оказалось не так сложно, как я боялся — хотя их вождь слишком умен, его труднее обмануть. К тому же звери встретили другого… противника.

— Какого же?

— Другого.

Вопли из храма стихли. Тишина, никого в темных воротах. Пять ударов сердца — и звуки бранящихся голосов.

Появился маг Корло, тянущий за собой тело. За телом оставалась полоса крови.

Багг озабоченно ступил к нему. — Она жива?

Корло, сам покрытый множеством синяков и ран, дико взглянул на слугу. — Нет, проклятие.

— Мне очень жаль, — пробормотал Странник.

Из проема показались остальные гвардейцы. Все ранены, один особенно тяжело — левая его рука болталась лишь на красных сухожилиях, глаза остекленели от шока.

Корло метнул взгляд на Турадала Бризеда: — Вы можете исцелить? Пока все не истекли кровью…