8. ЧЕТВЕРГ, 12:45
Камеру Джаху я забросил по дороге в офис, и он обещался обработать диск и отдать мне отпечатки к концу дня. Еще он меня проинформировал, что его батюшка обнаружил мой уход и — я цитирую — «ссал кипятком».
Это означало, что на второй этаж надо пройти на цыпочках. Я надеялся, что Бейли раз в жизни слинял куда-нибудь на ленч, но возле двери Перла мне ударил в нос запах жареных мозгов. Жареные мозги — самый мерзкий из всех сент-луисских деликатесов, и Перл его обожал. Каждый день он приносил в офис полную тарелку этого добра и потреблял его на виду у всего персонала. Когда я прокрался к своему столу, он не стал отрываться от мозгов, но в конце концов — я знал — он ко мне прицепится.
Я решил, что лучше всего изобразить такую кипучую деятельность, чтобы меня хотя бы не назвали сачком. И потому я сел за стол и стал сочинять свою колонку в номер будущей недели. Темой я выбрал недавний налет ВЧР на Муни. Утренняя «Пост-диспетч» дала мне голые факты, такие, как число пострадавших, но в мою колонку попали более субъективные замечания очевидца.
Я уже добрался до середины, описывая прибытие солдат ВЧР, когда на моем экране в виде блика отразился Бейли. Я не обратил внимания и продолжал набирать статью. Какое-то время он постоял у входа в мой отсек, будто раздумывая: сказать — не сказать, потом ушел. Я кинул взгляд на Джона. Он сидел на телефоне у себя за столом, но усмехнулся, бросив взгляд в мою сторону. Работу я, значит, еще не потерял. Сегодня по крайней мере.
Но у меня из головы не лезли события в «Типтри». Да, конечно, не моя это была статья, но журналистское любопытство свербило, и надо было хорошо почесаться. Закончив и запомнив черновой вариант своей статьи, я включил модем и связался с офисом городской избирательной комиссии.
Вклады в избирательную кампанию Стива Эстеса были опубликованы в общедоступных файлах. Мне оставалось только задать нужные вопросы, и выскочивший из чулана скелетик затанцевал на экране. Эстес был старый политикан: за ним числилась уйма пожертвований от частных лиц, в том числе самых богатых и влиятельных в городе, от разных комитетов и местных корпораций, а где-то посередке притулился маленький взнос в 10.000 долларов от «Типтри корпорейшн».
Конечно, само по себе это не значило ничего: Стиву присылали чеки все от Национального Комитета Республиканской Партии до Национальной стрелковой ассоциации. И все же это означало какую-то тонкую связь между «Типтри» и Эстесом.
Я распечатал файл, обвел кружочком название «Типтри» и собрался отпасовать это Джону, но вдруг возникла идея получше. Не успев подумать, я снял трубку и позвонил в офис Эстеса.
Сам Эстес был старшим партнером юридической фирмы в Даунтауне; девушка на коммутаторе передала вызов личной секретарше Стива — молодой женщине с твердым взглядом и таким видом, что она могла бы служить моделью для Зиарс-Роубэковых каталогов[7] года этак 1947. Пухлые, как пчелами покусанные, губки чуть поджались, когда я представился как репортер «Биг мадди».
— Одну минутку, пожалуйста. Я проверю, на месте ли он.
Она поставила меня на ожидание, и на экране компьютера стал расцветать лилиями луг под мелодию из «Звуков музыки». Это длилось пару минут, а потом и цветы, и Джулия Эндрьюз вдруг исчезли, сменившись лицом Стива Эстеса.
— Добрый день, Джерри, — произнес он, сияя в телекамеру. — Чем могу быть полезен?
Мы не были знакомы и никогда не разговаривали, так что на фамильярно-дружеское обращение по имени я не прореагировал. Это у них, у политиков, так принято.
— Добрый день, мистер Эстес, — ответил я, тронув кнопку «запись». — Я работаю над статьей для газеты, насчет вчерашнего рейда войск ВЧР на Муни, и хотел бы поинтересоваться вашим мнением.
Эстес и не моргнул.
— Я бы и рад помочь, Джерри, — сказал он, — но вряд ли я смогу тебе сказать больше, чем прочел в утренней газете.
То есть любую возможную связь он заранее дезавуировал.
— Видите ли, сэр, — продолжал я, — мне несколько неожиданно это от вас слышать, поскольку вы открыто побуждали ВЧР силой вытеснить из парка популяцию бездомных. Вы говорите, что не имеете отношения к этому налету?
Он, по-прежнему сияя улыбкой, откинулся в кресле.
— Прежде всего я не стал бы употреблять слово «налет», — ответил он, переложив трубку в другую руку. — Более точно было бы «мирная полицейская акция по наведению порядка». И хотя я просил полковника Барриса принять соответствующие меры к нуждающейся в этом популяции Форест-парка, я не мог бы сказать, что просил его… гм… проводить какие бы то ни было «налеты», если вам так угодно, ни в парке, ни конкретно в Муни.
Умен, сукин сын. Пока Эстес не увидит, какая будет реакция на налет, он тщательно избегал высказывать одобрение и в то же время прочно связывал свое имя с «полицейской акцией по наведению порядка», если окажется, что большинству избирателей события вчерашнего вечера понравились.
— Думаете ли вы, что ВЧР должны и далее проводить… э-э… полицейские акции в Форест-парке?
— Я думаю, что ВЧР должны добиваться соблюдения законного порядка ради безопасности всех граждан Сент-Луиса, — ответил он.
Еще один нейтральный ответ. На заседаниях городского совета Эстес мог орать насчет «отвоевать улицы обратно» прямо в камеры телевидения, зная, что репортеры от всей его филиппики оставят всего несколько секунд. Но, говоря с репортером грязекопальной газеты и зная, что его замечания могут пойти полным текстом, он играл куда осторожнее. Надо было отдать ему должное: политик он был профессиональный в любом значении этого слова. На вопросах типа «перестали ли вы бить свою жену» такого не поймаешь.
— И последний вопрос, — сказал я. — Я сегодня был на приеме в «Типтри корпорейшн»…
— Как, и ты там был? — Невиннейшая улыбка радости. — Ты знаешь, и я тоже. Правда, красиво взлетал шаттл?
— Я бы тоже хотел посмотреть, — вздохнул я, — но меня с моим коллегой силой удалили из помещения…
Он осторожно приподнял бровь:
— Вот как?
— Вот так. И сотрудник «Типтри», выставивший нас, утверждал, что вам не понравилось, когда я сделал ваш снимок, и что именно поэтому мы должны покинуть помещение.
Несмотря на свое самообладание, Эстес на секунду как-то смешался. Глянув в сторону, будто слушая кого-то за пределами видимости камеры, он снова посмотрел мне прямо в глаза.
— Обидно слышать, что это был ты, Джерри, — проговорил он. — Прими мои извинения… Я тебя принял за другого.
— Кого-то конкретно?
Его улыбка окаменела.
— Без комментариев, — сказал он ровным голосом.
Неудивительно.
— Еще одно, — сказал я, — и я от вас отстану. Я случайно увидел, что в прошлом году вы получили значительный взнос от «Типтри». Можете ли вы сказать, почему они его сделали?
Он чуть моргнул от неожиданности, но сохранил самообладание.
— «Типтри», — произнес он, будто читая проспект компании, — всегда питала дружеские чувства к гражданам Сент-Луиса. За последние несколько лет она дала работу тысячам, и все больше людей приобщаются благодаря ей к аэрокосмическим достижениям. И потому общие интересы нам дороже других.
