— Верю на слово, Резак. Мы можем брать любую.
— Да. Разумеется, они могут быть собственностью тех торговцев…
— Нет, они джельбанские. Как называются?
— Левая 'Хвост Дхенраби', вторая 'Горе Санала'. Интересно, кто такой Санал?
— Мы возьмем 'Горе'. Не спрашивай, почему.
Сциллара засмеялась.
Резак обошел лодки у пристани. — Нужно поднять одну из них, чтобы перевезти припасы.
Баратол поднялся: — Я выберу припасы на складе.
Сциллара посмотрела в спину грузному мужчине и перенесла все внимание на даруджа. Тот отыскал черпак из тыквы и освобождал одну из лодок от воды. — Хочешь, помогу?
— И так ладно. Наконец-то можно хоть что-то делать.
— А ночью делать было нечего?
Он метнул ей пугливый взгляд: — Никогда не пробовал молока.
Она улыбнулась, набивая трубку: — Пробовал. Только забыл.
— Ах. Думаю, ты права.
— Ты был нежнее, чем моя краснолицая кровомушка.
— Ты ей даже имени не дала?
— Нет. Пусть новые мамаши перессорятся.
— Даже мысленно? Ну, кроме 'кровомухи', 'пиявки' и 'лошадиной глисты'.
— Резак, ты не понимаешь. Если я дам ей настоящее имя, придется развернуться и поспешить назад. Придется принять дитя.
— Извини, Сциллара. Ты права. Я ничего ни в чем не понимаю.
— Нужно больше доверять себе.
— Нет. — Он помолчал, уставившись на восточное море. — Я ничего не сделал, чтобы… доверять себе. Посмотри, что случилось, когда Фелисин Младшая мне доверилась. Даже Геборик — он сказал, я стремлюсь к лидерству, сказал, пусть так и будет. Значит, он мне тоже доверял.
— Проклятый идиот. Нас подловили Т'лан Имассы. Ты думаешь, мы хоть что-то смогли бы сделать?
— Не знаю. В том и дело.
— Геборик был Дестриантом Трича. Они убили его легче, чем хромую собаку. Они отрубили ноги Серожабу, словно он был мясной закуской. Резак, люди вроде тебя и меня не способны остановить подобных тварей. Они зарубили бы нас и перешагнули через тела, вот и все. Да, это трудно принять. Мы ничтожества, мы ничего не значим. От нас никто ничего и не ждет. Так что лучше пригибаться пониже и не попадаться на глаза существ вроде Имассов, богов и богинь. Ты, я, Баратол и Чаур. Мы те, кто — если удастся — сможем выжить и убрать за ними, сложить все на места. Вернуть нормальный мир. Именно это мы и делаем, когда можем — посмотри, ты воскрешаешь мертвую лодку — возвращаешь ей функцию. Смотри, Резак, она стала похожа на нормальную. Разве не приятно?
— Ради Худа, — замотал головой Резак, — Сциллара, мы не рабочие термиты, расчищающие тоннель после того, как над ним протопал беззаботный бог. Этого слишком мало для нас.
— Я не говорю, что этого достаточно. Я говорю, что нам надо с чего-то начать. Восстановить деревню и наши жизни.
Баратол все это время сновал туда — сюда, перенося вещи. Теперь и Чаур робко приблизился к воде. Немой снял поклажу с лошадей, в том числе и запакованный труп Геборика, и животные — без седел и уздечек — махали хвостами, бродя вдоль полосы прибоя.
Резак начал загружать лодку.
Вскоре он остановился и криво усмехнулся: — Разжигать трубку — отличный способ увиливать от работы.
— Ты сам сказал, что помощь не нужна.
— При вычерпывании.
— Чего ты не понимаешь, Резак, это потребности духа в вознаграждении, не упоминая уже о ясности ума, исходящей от отдыха. Не понимая, ты чувствуешь негодование, отравляющее кровь твоего сердца. Ты становишься злым, а такая злоба убивает, ест человека изнутри.
Он долго смотрел на нее. — То есть я просто завидую?
— Разумеется. Но я сочувствую тебе и потому милосердно воздерживаюсь от суждений. Скажи, ты способен на то же самое?
Баратол притащил подмышками пару фляг. — Поднимай задницу, женщина. Ветер попутный — чем скорее мы выйдем, тем лучше.
Она отдала честь и вскочила: — Иди же, Резак, человек склонный к лидерству. Смотри на него, слушай и учись.
Дарудж озадаченно смотрел на нее. На его лице читалось: 'Ты же только что сказала'…
'Да, сказала, мой юный любовник. Мы, люди, противоречивы, но этого не нужно бояться, даже если ты озадачен. Составь список людей, любящих постоянство — и поймешь, что в нем одни тираны или склонные к тирании. Желающие править тысячами, или мужем, или женой, или трусливым ребенком. Не бойся противоречий, Резак. Они — самая суть разнообразия'.
Чаур держал руль, пока Резак и Баратол работали с парусами. День выдался ясный, ветер был силен; карака неслась по волнам, будто дерево ее ожило. Нос то и дело нырял в воду, поднимая тучу брызг, и Чаур по-детски хохотал от чистой радости.
Сциллара уселась в середине палубы, растянулась, подставив лицо ласковому солнцу.
'Мы плывем на караке под названием 'Горе' с трупом на борту. Резак намерен доставить тебя в место последнего упокоения. Геборик, ты знал, что рядом, в тени твоей, существует такая преданность?'
Баратол пробежал куда-то; Чаур в очередной раз захохотал, и женщина увидела ответную улыбку на помятом, покрытом шрамами лице волна. 'О да, воистину благословенная музыка. Так неожиданно, так невинно, так необходимо…'
К Онреку Сломанному возвращались свойства смертного; он вспомнил, что жизнь несовершенна. Не то чтобы ранее он питал иллюзии. Нет, он не питал иллюзий ни в чем. И все же прошло немало времени — неслышимой фугой — пока Онрек не сообразил, что он ощущает… нетерпение.
Враг вернется. Пещера огласится стонами, звоном оружия, яростными боевыми криками. Онрек встанет рядом с Траллом Сенгаром, они будут в бессильной ярости следить за гибелью все новых детей Миналы.
Разумеется, слово 'дети' к ним больше не подходит. Будь они Имассами, битва сошла бы за обряд перехода во взрослые. Они могли бы уже брать жен, возглавлять охоты, присоединять свои голоса к ночным песням клана, когда тьма приходит, напоминая: в конце жизненной тропы всех поджидает смерть.
Возлежание с любимой также принадлежит ночи, ибо первый костер жизни возгорелся в сердце истинной тьмы, замигав, изгоняя извечное отсутствие света. Возлежать с любимой — означает прославлять сотворение огня. 'Из огня внутреннего — во внешний мир'.
Но здесь, в расселине, тьма царит невозбранно, ибо нет здесь огня души, жара любви. Есть только обещание смерти.
И Онреку не терпелось встретить смерть. В ожидании забвения нет славы. Если жизнь полна смысла и имеет цель, забвение придет неожиданно, незримо. Полнота бытия и, миг спустя — все пропало.
Онрек был Т'лан Имассом клана Логроса и хорошо знал тяжкую цену войн на истощение. Дух утомляется сверх всякого предела, и впереди не видно спасения. Только бесконечные повторы. Родичи падают по сторонам, разрубленные, недвижные, с остановившимися взорами — созерцая сцену, которую им предстоит видеть вечно, отмеряя одно равнодушное столетие за другим. Боязливое животное пробежало мимо, зеленые ростки пробили почву после дождя, птицы склевали семена, муравьи построили замок…
Тралл Сенгар подошел туда, где стоял Онрек, закрывая телом узкий вход. — Моноч Охем сказал, что Эдур удалились от нас. На время. Похоже, что-то заставило мой род отступить. Друг, я полагаю, что нам
