на веточке и повесила их на правое ухо.
– Вам очень идут эти вишни, но советую попробовать еще и виноград.
Бен протянул ей небольшую гроздь. Динна засмеялась и пристроила виноград на другое ухо.
– У вас такой вид, как будто вы выбрались из рога изобилия, – заметил Бен. – И вообще, все это очень похоже на fete champetre[5].
– А разве это не так?
Динна села на плед, откинулась назад и посмотрела в небо. В эту минуту она чувствовала себя совсем юной и абсолютно счастливой. С Беном было очень легко.
– Готовы подкрепиться?
Бен смотрел на нее, держа в одной руке миску с крабовым салатом. Динна была прекрасна, она сидела в непринужденной позе, опираясь на локти, сквозь ее темные волосы проглядывали фрукты. Увидев, что Бен улыбается, Динна вспомнила про вишни и виноград, сняла их и немного приподнялась.
– Если честно, умираю с голоду.
– Это хорошо, люблю женщин со здоровым аппетитом.
– А что еще вам нравится в женщинах?
Вопрос был не совсем уместный, но Динне было все равно. Ей хотелось, чтобы они с Беном стали друзьями, и она хотела узнать о нем побольше.
– Дайте подумать... мне нравятся женщины, которые танцуют... женщины, которые умеют печатать... женщины, которые умеют читать... и писать! Женщины, которые рисуют... женщины с зелеными глазами. – Бен замолчал, снова посмотрел на Динну сверху и еле слышно спросил: – А вам?
Динна притворилась, что не поняла, и уточнила со смехом:
– Какие женщины нравятся мне?
– Ладно, болтать будем потом, давайте поедим.
Бен протянул Динне хлеб и банку с мясным паштетом. Она отломила от батона горбушку и намазала ее толстым слоем паштета.
День был прекрасный, на небе ни облачка, с берега дул легкий ветерок и доносился тихий плеск волн. Время от времени мимо пролетала какая-нибудь птица. Заброшенные здания военных казарм смотрели на них незрячими глазницами окон. Казалось, весь мир принадлежит им одним.
Динна огляделась и снова посмотрела на Бена.
– Знаете, иногда мне жалко, что я не рисую что-нибудь такое.
– Так почему же не рисуете?
– Вы имеете в виду, как Уайет? – Динна улыбнулась. – Нет, это не мое. Мы делаем каждый свое, и каждый по-своему. – Бен кивнул, не перебивая ее. – А вы не рисуете?
Он покачал головой и грустно усмехнулся:
– Нет. Когда-то я пытался, но из этого ничего не получилось. Видно, моя судьба – продавать произведения искусства, а не создавать их. Хотя одно произведение искусства я все-таки создал.
Бен посмотрел на море, и на его лице появилось мечтательное выражение. Ветер теребил его волосы.
– Что же?
– Я построил дом. Небольшой, но очень симпатичный. Мы построили его вдвоем с другом.
– Как здорово! – искренне восхитилась Динна. – А где этот дом?
– В Новой Англии. Я тогда жил в Нью-Йорке. Дом был задуман как сюрприз для моей жены.
– Он ей понравился?
Бен отрицательно покачал головой и снова, отвернулся, глядя на море.
– Нет. Вернее, она его так и не увидела. Она ушла от меня за три дня до того, как я собирался отвезти ее в этот дом.
Ошеломленная, Динна не знала, что сказать. И она, и Бен – оба получили от жизни свою порцию разочарований.
– И что стало с этим домом?
– Я его продал. Сначала я хотел его оставить, но потом понял, что не стоит. Слишком больно было в нем находиться. А потом я переехал в эти края и купил дом в Кармеле. – Он посмотрел на Динну с грустью и нежностью. – Но все-таки приятно сознавать, что я смог это сделать. В тот день, когда дом был закончен, я испытал ни с чем не сравнимое чувство. Что ни говори, а это было достижение. Слушая Бена, Динна улыбнулась:
– Я вас понимаю. Думаю, я испытала то же самое, когда родила Пилар. Хотя она и не мальчик.
– Неужели это так важно?
В тоне Бена прозвучало раздражение.
– Тогда – да. Марк очень хотел иметь сына. Но сейчас, мне кажется, его это уже не волнует. Он обожает Пилар.
– Пожалуй, я бы предпочел иметь дочь, а не сына, – заметил Бен.
