После ужина они вернулись к ней, как обычно. Уже несколько месяцев почти все ночи Гейбриел проводил у Флоренс. Время от времени, когда им хотелось сменить обстановку, они переселялись на выходные в отель «Бель-Эйр», номер в котором неизменно оплачивал Гейбриел. Он никогда не позволял Флоренс платить за него, разве что изредка принимал подарки. Отмечая шесть месяцев со дня их знакомства, он преподнес ей бриллиантовый браслет и надеялся в следующем году подарить в честь помолвки кольцо, только Флоренс об этом пока не знала. Гейбриел даже выбрал кольцо заранее, лелея мечту, что после знакомства с ним дочери Флоренс сменят гнев на милость. Он не хотел становиться причиной ссоры матери и дочерей, но безумно любил Флоренс и считал ее неповторимой.
Гейбриел по-хозяйски разлегся на постели Флоренс он и вправду завладел и постелью, и ее хозяйкой. Секс с ним оказался для Флоренс полной и приятной неожиданностью. За все тридцать шесть лет жизни с Баззом секс никогда не сводил ее с ума, даже в ранней молодости. Гейбриел был бесподобным любовником. Недавно он рассказал об этом романе своей матери, и она встревожилась и возмутилась, как Джейн, но уже начинала понимать, что придется смириться. Гейбриел признался, что он влюблен и уже принял решение. Мать прекрасно знала своего сына: ничто не могло заставить его свернуть с однажды выбранного пути. Свет не видел более упрямого человека, чем Гейбриел. Свое недюжинное упорство он проявил, завоевывая Флоренс, которая поначалу пыталась сопротивляться, но вскоре сдалась. Махнув на все рукой, она бросилась в вихрь наслаждения. В списке общих удовольствий секс занимал не самое важное место, а лишь одно из таких мест; Гейбриелу нравилось болтать с Флоренс, смеяться вместе с ней, слушать ее рассказы, часами обнимать ее после любви. Он обожал ее всю, целиком и полностью – ее разум, тело, стиль, силу, славу, репутацию и незаурядный талант. С ней никто не мог сравниться, ни одна женщина не могла бы встать вровень с ней. Поначалу рядом с ней он чувствовал себя ничтожеством, но она сумела во многих отношениях поднять его до своего уровня, помогла расти. Он многому научился у нее – писательскому мастерству, дисциплине, умению пользоваться своим даром, чувству юмора. Благодаря Флоренс его литературный стиль стал значительно ярче, так же как и режиссерский талант. Гейбриел сам видел это и слышал подтверждения от Флоренс. Часто он казался самому себе учеником у ног мастера и отчасти был прав.
Он сам снял с ног Флоренс сексуальные золотые босоножки и поставил их на пол. Затем пришла очередь белых джинсов и бирюзовой шелковой блузки. Когда Флоренс осталась в одних узких трусиках и кружевном бледно-голубом лифчике, Гейбриел окинул ее взглядом и улыбнулся.
– Ты самая сексуальная женщина в мире, – восхищенно объявил он. Ее тело было еще стройным и упругим. Каждый день она занималась с одним из лучших инструкторов города, а наградой ей служили ночи любви с Гейбриелом. Флоренс сумела открыть ему тайны секса, о существовании которых он не подозревал.
Она медленно раздела его, сводя с ума каждым чувственным движением, и через несколько минут они уже лежали обнаженные, сплетясь в объятиях. Флоренс отпускала на ночь прислугу, поэтому в теплую погоду они иногда предавались любви в бассейне. Но сегодня им было довольно и постели – широкой, под пологом на четырех столбиках. За год Гейбриел успел привыкнуть к этой кровати.
Флоренс осыпала его поцелуями, заскользила по его телу, оседлала, и вскоре Гейбриел протяжно застонал. Она и дразнила, и ублажала, и соблазняла его; а затем легким движением привстала, передвинулась на постели и продолжала ласкать его ртом. Он отплатил ей той же монетой, медленно распаляя и умело доводя до грани безумия. Прошло немало времени, прежде чем оба насытились; Флоренс блаженствовала в объятиях Гейбриела, а он, казалось, совсем выбился из сил. Прижав ее к себе, он счастливо засмеялся. Он не знал, что думают о нем дочери Флоренс, и в этот момент не желал знать. Еще никогда ему не доводилось любить женщину так, как сейчас. Через несколько минут они крепко уснули, не разжимая объятий, как будто были одни в целом мире.
Глава 9
В середине августа Лесли позвонила мать Хлои. Ее пригласили недели две поплавать на яхте у берегов Южной Франции. Несколько выходных они с Хлоей провели в Саутгемптоне, но Моника так и не оправилась после целого года выходов на бродвейскую сцену в одной и той же постановке.
– Извини, что не предупредила заранее, – виновато сказала она, – но я должна отдохнуть, другого шанса в ближайшие месяцы может не представиться. Мне нашли хорошую замену, а я так хотела бы прокатиться на яхте в Сен-Тропезе! Ты не сможешь пару недель побыть с Хлоей?
В любое другое время Лесли радостно ухватился бы за такую возможность, но теперь понятия не имел, как отнесутся Лиз и Джейн к появлению ребенка в их доме. Правда, они ждут собственного, но это совсем другое дело. Шестилетний ребенок более деятелен, чем новорожденный, и это еще слабо сказано. Впрочем, Лесли все равно собирался познакомить дочь с Коко, поэтому надеялся, что хозяйки дома не станут возражать.
– Думаю, да, – чуть помедлив, ответил он. – Я все равно сейчас присматриваю за домом друзей. Вот только узнаю, не станут ли они возражать против приезда Хлои. Если станут, переберусь в отель. – Правда, тем самым Лесли рисковал выдать себя: стоит ему зарегистрироваться в отеле, как весь город узнает, что он здесь. А Лесли так хорошо было жить в безвестности вместе с Коко. Слежка папарацци им сейчас ни к чему. – Я перезвоню, – пообещал он и сразу же связался с Джейн. Но на звонок ответила не она, а Лиз, которой Джейн перед уходом на съемки отдала свой мобильник. Лесли объяснил суть дела и добавил, что может пожить с дочерью в отеле.
– Не болтай чепухи! – возразила ему Лиз. – Нашему дому давно пора привыкать к детям, ведь у нас скоро будет свой малыш.
Она не знала точно, поделилась Коко известием с Лесли или сочла его слишком интимным. По словам Джейн, Коко и Лесли редко встречались, хотя и жили в одном доме. Впрочем, Лиз в это не верилось.
– Знаю, слышал – примите мои поздравления! И спасибо, что разрешили привезти сюда Хлою. Она очень послушный и воспитанный ребенок, хлопот с ней не больше, чем со взрослым человеком. Мать повсюду берет ее с собой.
«Кроме плавания на яхте вдоль южного побережья Франции», – насмешливо уточнила про себя Лиз.
– Не могу дождаться, когда наконец покажу ей Сан-Франциско. Пожалуй, мы с Коко свозим ее на побережье.
– Девочке наверняка понравится. – В голосе Лиз проскользнуло любопытство. Слова Лесли опровергали уверения Джейн, что он редко встречается с сестрой. – Кстати, ты ладишь с Коко? – как бы невзначай поинтересовалась Лиз, решив прощупать почву. Удержаться она не смогла. Почему-то ей казалось, что этих двоих было бы неплохо подружить. Лиз уважала Коко больше, чем Джейн, и не считала Коко неисправимой и безнадежной – просто младшая сестра менее честолюбива, чем старшая. Лиз видела, каким ударом стала для Коко смерть Йена. Несмотря на статус звезды, Лесли всегда казался Лиз порядочным человеком, придерживающимся твердых правил.
– Лучше не бывает, – с едва заметным смущением ответил Лесли. – Она замечательная, сама себе хозяйка, добрая по натуре, приветливая и порядочная.
Лиз удивилась, услышав от Лесли такие дифирамбы.
– Значит, вы все-таки общаетесь, – одобрительно отозвалась она.
– Да, когда она не выгуливает сто одного далматинца. Работа, конечно, странная, но клиенты не дают Коко скучать, и ее это занятие пока устраивает.
Лесли сомневался, что Коко всю жизнь будет гулять с чужими собаками, и не понимал, почему ее работа так беспокоит мать и сестру. В конце концов, дело выгодное, не самое пыльное и востребованное, и Коко прекрасно справляется с ним. Можно сказать, у нее свой маленький, но прибыльный бизнес.
– Собаки ее обожают, – подтвердила Лиз. – Ходят за ней по пятам, как крысы под дудочку крысолова.
– Видимо, она умеет находить общий язык и с детьми. Моя дочь наверняка полюбит ее. Еще раз
