– Как и все люди или большинство – там, где их никто не знает… Но послушай, Коко, он действительно знаменитость в отличие от тебя. В конце концов он вернется в свой круг. Даже если сейчас он воспринимает тебя как глоток свежего воздуха, это ненадолго, – увещевала и предостерегала мать, эхом повторяя все, что уже наговорила Коко старшая сестра.
– Благодарю за высокую оценку, – сухо отозвалась Коко. – Извини, сейчас мне некогда, я опаздываю на работу.
– Ну ладно уж, развлекайся, только не вздумай влюбиться.
– Так, значит, вот как ты относишься к Гейбриелу.
– Само собой, нет! С чего ты взяла? Мы вместе уже год, мы глубоко уважаем друг друга, у нас не просто летний роман, – оскорбленным тоном разъяснила мать.
– А может, и у нас все серьезно. Поживем – увидим.
– Он бросит тебя ради какой-нибудь знаменитой актрисы, а ты останешься с разбитым сердцем. И потом, он для тебя слишком стар.
Коко страдальчески закатила глаза:
– Кто бы говорил!.. Ладно, мама, мне пора.
– Хорошо, только будь осторожна. Развлекайся, пока есть возможность. – Они распрощались.
Шагая к машине, Коко с беспокойством вспоминала разговор с матерью. Почему все так уверены, что Лесли бросит ее, как только она ему наскучит? Почему бы кинозвезде не влюбиться, как простому человеку, не захотеть длительных отношений вместо скоротечного романа с партнершей по роли? Почему все считают, что она ничего не значит для Лесли? Этим окружающие в первую очередь давали понять, какого они мнения о ней, а не о нем. Она настолько ничтожна, что не может представлять для него интерес, между ними все скоро кончится, потому что она его недостойна. Весь день Коко была подавлена и даже не могла поговорить с Лесли по телефону, потому что он пропадал на совещаниях. Он позвонил ей лишь в шесть и, судя по голосу, был как выжатый лимон.
– Привет, милая. Как прошел день? – спросил он, и Коко, не удержавшись, рассказала ему о разговоре с матерью. Днем ей звонила еще и Джейн, но Коко не стала отвечать.
– Все то же самое, – жаловалась она. – Кинозвезда и собачья нянька! Послушать маму, так я гожусь только для постели, да и то ненадолго!
– Напрасно ты себя недооцениваешь, – возразил он. – По-моему, в постели с тобой вообще можно потерять счет времени.
– Ох, перестань! – взмолилась она и впервые за весь день улыбнулась.
– Не принимай это близко к сердцу. Сегодня в газетах только и пишут, что о нас с тобой. Опубликовали снимок, на котором я обеими руками держу тебя пониже талии, заталкивая в машину. Пожалуй, это будет моя любимая фотография.
– А что еще там пишут? – встревожилась Коко.
– В одной из газет тебя назвали моей очередной красоткой, в другой – моей новой загадочной подружкой, словом, все как обычно. Мы же ничего не натворили – ни ты не напилась в стельку, ни я. Мы не занимались сексом прилюдно, хотя было бы любопытно попробовать. Везде пишут, что ты моя новая пассия, еще одна любовница, и так далее, и тому подобное. Но поверь, это ненадолго – скоро они угомонятся. А пока это последняя сенсация, и естественно, все хотят узнать, где ты живешь и кто ты такая. Но ты живешь в другом городе, а я вообще уезжаю, так что все будет в порядке. – А если бы она жила с ним? Их преследовали бы по пятам. Вот потому-то Коко и не торопилась переселяться в Лос-Анджелес. – Не волнуйся, – продолжал Лесли. – Рано или поздно это все равно должно было случиться. Но мы уже вышли из подполья, теперь все позади. Это что-то вроде потери девственности: неприятно и больно лишь в первый раз, но если мы будем вести себя на людях прилично, нас вскоре оставят в покое.
Коко считала его настрой слишком оптимистичным, но спорить не стала. Вечером, когда она думала о Лесли, снова позвонила мать. Первым побуждением Коко было не отвечать на звонок, но она передумала. Мать сообщила, что какая-то журналистка звонила ей и выспрашивала, где живет ее дочь. Коко задумалась: не та ли это журналистка, которая устроила ей допрос в доме продюсера? По словам Лесли, в одной из газет упомянули об этом.
Мать велела своему секретарю сообщить, что Коко живет в Европе, а в Лос-Анджелес приезжала только на несколько дней.
– Правильно, мама. Спасибо тебе. – Коко испытала прилив благодарности к матери, хоть та и не верила в серьезность намерений Лесли.
– На какое-то время мы собьем их со следа. Когда ты снова встречаешься с ним? – В голосе матери послышалось любопытство.
– В эти выходные. В Болинасе. А в следующий понедельник он уезжает сниматься в Венецию на месяц или на два.
– Вот тогда-то между вами все и кончится: сама посуди, вокруг него одни звезды, а ты за шесть тысяч километров. Голливудские романы в таких условиях не выживают. В разлуке любой потянется к тому, кто находится рядом, а не к тому, кто остался дома, вроде как в круизе.
– Ну, спасибо, утешила, – проворчала Коко. Только таких объяснений ей и не хватало.
– Если хочешь встречаться с таким человеком, как он, будь реалисткой. – Коко хотелось поинтересоваться, насколько реалистично оценивала свои шансы сама мать, встречаясь с молодым мужчиной, но она удержалась. Уважение Коко к матери всегда превосходило уважение Флоренс к дочери. – Кто с ним снимается? – продолжала расспросы мать.
Коко перечислила имена партнеров Лесли, в том числе и Мэдисон Олбрайт.
– К ней-то он и уйдет, – подхватила мать. – Перед такой красоткой ни один мужчина не устоит.
– Большое спасибо, мама. – На Коко вновь накатила тоска. Она еще раз поблагодарила мать за то, что та сумела сбить со следа прессу, и закончила разговор. Несколько часов она провалялась в постели без сна, думая о том, что услышала за сегодняшний день. К утру мысли о партнерше Лесли вконец замучили Коко. Признаться в этом самому Лесли она не решилась, но за неделю совсем извелась. В разговорах с ним Коко ни разу даже не упомянула имени Мэдисон. В пятницу вечером, когда Лесли вошел в дом, Коко понадобились все силы, чтобы не разразиться слезами. Он открыл дверь своими ключами и нашел Коко в ванне, с мокрыми волосами и чалмой из полотенца на голове. Едва взглянув на нее, Лесли расцвел широкой улыбкой, мгновенно разделся, влез в ванну, и Коко усмехнулась.
– Вот это настоящее возвращение домой, это я понимаю! – с удовольствием воскликнул он, целуя Коко. Они предались любви прямо в ванне. Несмотря на опасения предыдущей недели, ночь прошла идеально, словно и не было расставания. Все шло так, как и должно было быть. На следующее утро они увезли собак в Болинас. Погода не подвела: как обычно в сентябре, началась жара, температура поднялась чуть ли не выше, чем летом, ночи были теплы и благоуханны. Коко и Лесли казалось, что за время разлуки их любовь только окрепла. Лесли ничем не показывал, что ему интересна Мэдисон Олбрайт, но ведь он был еще дома, а не в Венеции. На время тревога Коко утихла. Лежа в объятиях Лесли на террасе и глядя в звездное небо, она ни на минуту не сомневалась, что он любит ее. Он повторял это вновь и вновь, и Коко верила его словам. У нее просто не было причин им не верить. Он опять умолял ее приехать в Венецию, и Коко твердо обещала.
Лесли привез с собой все вырезки из газет, где упоминались они с Коко. К статьям прилагались снимки, не оставляющие сомнения, что папарацци идут по горячему следу.
Об этом Лесли и Коко разговорились за завтраком в воскресенье утром.
– Мы же знали, что рано или поздно это произойдет, – философским тоном напомнил Лесли. – Любое новое лицо возбуждает их любопытство. Им просто больше нечем заняться, только выискивать сплетни и пикантные сюжеты.
– Во мне нет ничего пикантного, – возразила Коко, снова пересматривая вырезки из газет и прихлебывая чай. – Погоди, то ли еще будет, когда кто-нибудь пронюхает, что я выгуливаю чужих собак! В эту информацию они вцепятся мертвой хваткой.
Пока что папарацци разузнали только, кто мать Коко, и это лишь распалило их. Коко уже сообщила Лесли, что они звонили ее матери.
– Поверь, пикантности в тебе хоть отбавляй! – заявил Лесли, потянулся к ней и поцеловал. – Как думаешь, что скажет Джейн, если ей позвонят?
