Государство, армия и общество Древнего Египта

своих собственных наблюдений в греко-римскую эпоху, совершенно верно для средневекового и современного Египта: действительно, едва ли можно назвать какой-либо другой народ, который был бы таким невоинственным, как феллахи. Во время восстания они могут на короткий срок одержать победу, но при первом же серьезном отпоре покоряются самым жалким образом. В больших войнах они полностью проявляют лишь одно качество – умение быстро убегать. Всегда и везде, если армия египетского правительства имела какой-либо успех в войне, эта армия в значительной степени состояла из иностранных наемников. В Средние века войны Египта вели курды и турки; Мухаммед-Али (правил в 1805–1849 гг.) и его преемники обязаны своими победами арабским войскам, а в последней войне против Англии те, кто героически противостоял англичанам у Эт-Телль-эль-Кебира, на полпути между Каиром и Исмаилией (сентябрь 1882 г.), были бедуинами, полки же, состоявшие из феллахов, бежали, и это бегство было самым позорным зрелищем во всей современной истории.

Насколько нам известно, египтяне древних времен были героями не больше, чем их современные потомки, и это нисколько не удивляет, потому что природные условия, эффективно препятствовавшие усилению в этом народе воинского духа, одинаковы для любой эпохи. Древний Египет, как и сейчас, был окружен пустынями, а его рубежам угрожали только жалкие негры и кочевые племена, часто упоминаемые девять луков. Эти племена из пустыни, чьи нападения тогда, как и сейчас, представляли собой угон скота и грабеж караванов, были традиционными врагами Египта, и то, что его цари именовали себя «победителями девяти луков», ясно показывает, как мало серьзного сопротивления встречали египтяне на своем пути. Войны с этими бедуинами не могли сделать египетский народ могучим на войне; о гражданских войнах можно сказать то же самое. По сути дела, в странах вокруг Египта не было ничего, что могло бы побудить его народ к их завоеванию, поскольку ни пустыни Нубии, ни засушливая земля Палестины не могли казаться очень привлекательными для тех, кто называл своей плодородную землю долины Нила.

Вот почему ни война, ни воины не играли в Древнем Египте той роли, которая была характерна для них в истории других древних народов. Только однажды – в эпоху Нового царства – Египет стал по-настоящему военной державой, но этот внезапный порыв воинственности был очень коротким по времени и имел характерное для таких случаев завершение: наемники-варвары стали хозяевами страны.

В таких обстоятельствах нас не может удивить то, что в ранние эпохи мы не обнаруживаем в Египте единой армии всей страны. При Древнем царстве каждый ном имел свой собственный арсенал, называвшийся «дом боя»[392], и собственное военное ополчение, которым командовал номарх. К этому мы должны добавить войска, поставляемые владениями крупных храмов[393], солдат казначейства, наемные войска дружественных вождей Северной Нубии и другие отряды, которые в сумме, конечно, составляли большое по численности войско, но вряд ли могли считаться единой армией. Этот недостаток хорошо заметен в единственном описании большой войны, которое дошло до нас от эпохи Древнего царства. При царе Пепи I «азиаты, живущие на песке», то есть, вероятно, бедуины с юга Палестины, устроили один из своих обычных грабительских набегов на дельту, имея цель поселиться со своими стадами на прекрасных плодородных землях этого округа, что часто удавалось ливийским и семитским кочевникам в более поздние времена. В этом случае их было слишком много, чтобы их можно было прогнать обычными способами.

Поэтому Пепи решил созвать все военные силы, которые находились под его командованием. Организацию этой армии и управление ею он поручил не номарху и не казначею, хотя раньше эти чиновники всегда именовались «начальниками воинов», а выбрал для этого Уну, своего любимого верховного судью, который пользовался особым доверием фараона. Очевидно, номархи и казначеи, несмотря на то что носили военное звание, не имели подлинного опыта настоящей войны. Возможно, они водили войска против какого-нибудь восставшего племени в Нубии или против разбойников-троглодитов из Аравийской пустыни, но такое крупномасштабное предприятие было им не по силам, и энергичный доверенный человек, такой, как Уна, больше подходил для этой работы. Уна полностью оправдал доверие своего повелителя, как видно из отчета, который он сам оставил в своей гробнице[394].

«Его величество вел войну против азиатских бедуинов и собрал большую армию числом во много десятков тысяч людей со всего юга, из Элефантины и мест выше нее и с расположенного севернее места раздвоения Нила, из северной страны, из поместий храмов (?), из крепости (?) и из внутренней части крепостей (?), из негритянских стран Эртет, Меда, Эмам, Вават, Каау и Татеам. Его величество послал меня во главе этой армии. Там стояли князья, там стояли главные казначеи, там стояли ближайшие друзья царя, там стояли наместники и правители городов юга и севера, друзья и начальники золота, начальники пророков юга и северной страны, городов и округов, которыми они управляли, и негров этих стран. Но именно я повел их, хотя тогда мое звание было только «начальник сада (?) фараона»[395].

Когда все эти маленькие отряды были объединены в одну армию, возникла новая трудность – как прокормить все эти «десятки тысяч». Этот вопрос был решен очень легко: «каждый нес с собой столько же, сколько другой, некоторые из них крали тесто и сандалии у спутников в ходе похода, некоторые забирали хлеб из каждой деревни, некоторые забирали у всех коз». К сожалению, мы не можем понять, что Уна думал о таких поступках; вероятно, они радовали его сердце. После того как он привел армию на северный остров, к воротам Ихотепа и еще раз устроил ей смотр на этом месте, он начал войну, которую Уна поэтически описывает так:

Эта армия воевала счастливо и разрезала на куски страну варваров,
Эта армия воевала счастливо и уничтожала страну бедуинов,
Эта армия воевала счастливо и разрушала их замки,
Эта армия воевала счастливо и вырубала их смоковницы и виноградники,
Эта армия воевала счастливо и убивала там войска, даже многие десятки тысяч,
Эта армия воевала счастливо и привела огромное количество пленных, даже великое множество.

Так завершилась эта великая война; но беспорядки среди бедуинов начинались еще четыре раза, и каждый раз Уну снова посылали «пройти через эту страну с этими войсками». Вспыхнула война также и «на севере страны бедуинов», куда Уна «отправился с этими войсками на кораблях»; в этой войне он тоже «разбил их всех и убил их».

Ясно, что распад египетского государства, произошедший в конце эпохи Древнего царства, не мог привести к формированию национальной армии. При XII династии так же, как и в более ранние времена, каждый номарх имел собственную маленькую армию, которой в качестве его заместителя командовал «начальник воинов». По сути дела для этих войск редко находилось важное дело, и потому в мирное время этот чиновник помогал начальнику полей[396], а большинство воинов, вероятно, призывались на службу только в случае необходимости. Нет сомнения, что они совершенно не хотели служить, и, когда в номе появлялся «писец воинов», чтобы «отобрать лучших юношей»[397], горе народа, вероятно, было таким же огромным, как в более поздние времена, когда созывали мужчин на барщину. На деле служба, которую требовало правительство от этих воинов, обычно оказывалась не слишком воинской; часто это могло быть сопровождение участников путешествия к рудникам и каменоломням пустыни[398]. И даже в таких походах воины, очевидно, часто использовались как рабочие – перетаскивали каменные блоки; разумеется, их труд обходился государству очень дешево. Вот всего один пример: как иначе мы можем объяснить, что чиновник, отвечавший за рудники Хаммамата, имел при себе, кроме каменщиков, 2 тысячи воинов?[399] Не может быть, чтобы их было нужно так много, чтобы защищать от бедуинов 80 рабочих. Конечно, иногда войска номов должны были действительно воевать; например, когда часто упоминаемый Амени, номарх в Бени-Хасане при Сенусерте I, сопровождал этого царя в Куш, он «следовал за своим повелителем, когда тот ехал вверх по течению, чтобы сокрушить своих врагов среди чужеземных народов; он ехал поистине как сын князя, верховный казначей, начальник воинов нома Газели, замещая своего престарелого отца. Когда его величество мирно вернулся домой после того, как покорил своих врагов в жалкой стране Эфиопии, он тоже следовал за ним и проявил большую заботу о том, чтобы никто из его воинов не погиб».

Для этого отчета о войне характерно, что Амени не сообщает ни об одной одержанной победе, а только о собранной дани, то есть об увезенной военной добыче. Эти войны были, по сути дела, просто грабительскими походами.