повысило плотность материала. Настоящую броню все эти ухищрения заменить не могли, но от осколков худо-бедно прикрывали, как следовало из опыта грядущих войн.
Артиллерия маскировалась съемными фальшбортами и макетами надстроек.
Единственное, чего нельзя было сделать в местных условиях, – серьезно повысить скорость пароходов. Однако кое-что Воронцову с роботами — судовыми инженерами все-таки удалось. Очищенные от обрастания подводные части, перебранные котлы и машины вместе с компрессорами наддува, пристроенными к топкам, полтора-два узла сверх проектных добавили. Как раз столько, что пароходы на форсаже могли оторваться от большинства английских крейсеров, даже новейших, типа «Хайфлауэр». А «Сити оф Винчестер» и «Камберленд» на мерной миле вообще показали по двадцать три узла, что было не по силам любому из английских легких крейсеров.
Основная проблема возникла с командами. Англичане, что офицеры, что матросы, оставшиеся в Дурбане, по естественным причинам для службы на военных кораблях вражеского государства не подходили. Пришлось для работы на палубе подобрать «скитальцев морей» из бордингхаусов,[48] давно забывших, к какой нации они принадлежат, и не придававших ей никакого значения.
Зато с комсоставом вопросов не возникало. Почти половину экипажа «Изумруда» составляли мичманы и лейтенанты, однокашники и сослуживцы Владимира еще с Морского корпуса и операций на Черном море двадцать первого года. Эти энтузиасты предпочли увлекательную жизнь на крейсере увольнению в запас или скучной службы на флоте мирного времени.
Когда пришло время формировать «отряд отдельного плавания», офицеры охотно соглашались на должности командиров крейсеров, старших специалистов и вахтенных начальников. Прислугу к пушкам набрали из знающих полевую артиллерию молодых буров и иностранных волонтеров. А наводчиками и плутонговыми командирами пришлось ставить роботов.
Дело это сложное и ответственное: случайного человека ни за месяц, ни за год метко стрелять на сотню кабельтовых беглым огнем и руководить в бою работой расчетов не научишь.
Хорошо, что Воронцов с Белли в Замке добились, чтобы Антон отказался от исторически изжившего себя запрета. До тех пор пока форзейль окончательно не порвал отношения со своим руководством, он категорически не соглашался на использование биороботов иначе, как в качестве эффекторов системы управления «Валгаллой». Человекообразный инвентарь, одним словом, или — говорящие орудия. Им даже, во избежание эксцессов, воспрещалось удаляться от парохода дальше строго определенного расстояния. В случае нарушения они просто отключались, из всех функций оставалось только непреодолимое стремление вернуться в пределы «мелового круга».
Левашов, естественно, сумел этот запрет обойти, а Антон, изредка возвращаясь на Землю, делал вид, что ничего об этом не знает.
Но все равно роботов было слишком мало, только-только, чтобы обеспечить нормальную эксплуатацию парохода, да и то за счет того, что каждый мог исполнять сотни разных обязанностей, обладал сверхчеловеческой силой и круглосуточной работоспособностью.
И вот, наконец, бывшего форзейля удалость убедить (или заставить) полностью
Еще одна должность, для которой не имелось подготовленных людей, – старший боцман. Фигура незаменимая на любом корабле, а уж на наскоро подготовленных крейсерах с разношерстной командой — тем более.
Настоящий боцман-дракон, вроде тех, что по пятнадцать-двадцать лет правили службу на лучших кораблях старого флота, – фигура штучная, «необъясненная и, может быть, даже необъяснимая». Командиры со старшими офицерами приходили и уходили, а боцман оставался. И парусное дело знал в совершенстве, и умел из неграмотного новобранца, до службы никакой воды, кроме жалкой речушки за околицей, не видевшего, сделать лихого марсофлота, без страха умеющего работать в восьмибалльный шторм на ноке бом-брам рея. А порядок на вверенном корабле поддерживал такой, что самый придирчивый адмирал недоуменно взглядывал на батистовый носовой платок, остававшийся чистым после прикосновений к заведомо грязным частям корабля — ступенькам трапов, шлюпбалкам и даже движущимся частям паровых машин. Как это можно было обеспечить — оставалось вечной тайной боцманского сословия.
К счастью, именно таков был старший боцман «Валгаллы», робот-кондуктoр[49] Плетнев, поименованный так в честь одного из персонажей морских повестей Колбасьева. Воронцов, используя имевшуюся матрицу, пять лет учил его и воспитывал в нужном стиле и духе, добившись выдающихся успехов. Вот его и растиражировали, внеся в каждый экземпляр кое-какие индивидуальные черты внешности и характера.
Кочегарами пришлось нанимать опять же кафров и зулусов, уже знакомых с этой работой. Парни, как правило, были здоровенные, веселые, в меру окультуренные. Они слегка впадали в шок, когда им объясняли, что вахты будут — четыре часа через восемь, а не восемь через четыре, и платить станут больше, чем капитанам при англичанах. Поверив, наконец, и получив аванс, они немедленно приступали к ритуальным пляскам на пирсе, торжествующе потрясая новенькими шуфельными лопатами. Как их отцы и старшие братья — копьями для охоты на львов.
Адмирал Балфур со своим штабом и командирами крейсерского отряда тоже времени зря не терял. В отличие от Зиновия Петровича Рожественского, за все время пути к Цусиме ни разу не собравшего военного совета и вообще, кажется, не удосужившегося прочитать хотя бы труд своего предшественника Макарова «Рассуждения о морской тактике», сэр Роджер отнесся к создавшемуся положению серьезно. Если на театре появился противник, значительно превосходящий тебя техническими возможностями, необходимо задуматься, что же ему можно противопоставить?
Безвыходных положений не бывает — в это адмирал верил твердо. За ним стояла многовековая традиция морских побед, а поражения принято было считать случайными. У буров на сухопутье тоже имелось превосходство в прицельной дальнобойности их ружей и тактике рассыпного строя, но из этого совсем не вытекало, что они непобедимы. Пехотные генералы этой войны вызывали у Балфура скорее раздражение, чем сочувствие.
А здесь перед ним встала интересная задача, вроде варианта в покере — что лучше, сбросить карту от двойки с тройкой, в надежде получить каре или флешь, или блефовать на своих с приличными шансами?
Проигранный его коллегой, адмиралом Хиллардом, бой у Западного побережья Африки ничего не доказывал. Дальнобойность пушек противника и его скоростные характеристики, конечно, удивляли, но при любом раскладе восемь тяжеловооруженных крейсеров способны организовать такую картину сражения, что преимущества неприятеля обратятся в его недостатки.
По-своему он был прав. И его капитаны увлеченно рисовали на больших листах бумаги схемы, руководствуясь которыми эскадра непременно должна была выполнить свою задачу.
Как раз ко времени подоспели сведения, полученные из Лондона. Там Сильвия по своим каналам довела до лордов адмиралтейства очередную «крайне секретную информацию», полученную якобы прямо из статс-секретариата адмирала фон Тирпица. Оперирующий на британских коммуникациях легкий крейсер действительно был спроектирован инженерами фирмы «Шихау». И там же был заложен, примерно в середине девяносто седьмого года, без всякой огласки, под видом обычного малотоннажного пакетбота.
Видимо, он с самого начала предназначался для одного из государств, планирующих войну на коммуникациях противника. Чили, например. Или действительно для смотрящих далеко вперед буров, готовивших своему грядущему противнику неприятный сюрприз.
То, что разведка прозевала этот факт, непростительно, но объяснимо. На фоне развернувшегося во всех европейских странах бурного строительства все более крупных и мощных кораблей, действительно представляющих опасность для соперников, закладка небольшого гражданского судна внимания не привлекла. Тем более что сразу после завершения корпусных работ будущий крейсер был уведен на буксире
