Не бойся друзей. Том 1. Викторианские забавы «Хантер-клуба»

— Забавно. А участковый у нас для чего жалованье получает?

— И я о том же. Любая контора всё, что нужно, по своим каналам, не вставая со стула, выяснит. Да и хозяин, друг ваш — человек авторитетный. Не уверен, сам начальник горуправления рискнул бы связываться?

— Ваше мнение? Блатные, что ли? А им чего? Не вижу резонов. Как-то, помню, с одним из смотрящих разговор был. Отчего, мол, мимо него квартиры взяли, дорогу кому-то перешли, с общаком не поделились…

— На чём сошлись? — проявил искреннюю заинтересованность Борис Иванович. То ли вправду о той истории ничего не слышал, то ли решил версии сверить.

«Интересно интрига закручивается, — внутренне усмехнулся Ляхов. — Правильно Александр Иванович говорил, иронически цитируя кого-то: „Что бы вы ни делали, вы делаете мою биографию“». В смысле — «самим фактом причастности к „Братству“ вы обречены на участие в заранее предопределённых событиях. Шаг вправо, шаг влево — никакой разницы. Конвой всё равно стреляет без предупреждения».

— Да пустяки, майор, оно тебе надо? — перешёл Фёст на «ты». — Кому положено — за базар ответил, общак похудел на сумму «морального ущерба»…

Тут он не врал, и врать не следовало. Всё, кто «в теме», знают, сколько с общака по правильным понятиям сняли.

Во взгляде консьержа он пытался уловить что-нибудь демаскирующее. Нет, ничего. Чисто. Если только сам он не последний лох, а майор — гений артистизма. Ничего, кроме некоторого напряжения, вполне естественного при внезапном серьёзном разговоре. Похожем на внезапный встречный бой вражеских разведбатов.

— Хорошо, майор, — полуотвернулся Борис Иванович. — Что показалось важным — я сказал. На самом деле — расспрашивали его только о девушках. О тебе — даже Иван понял — для отмазки. Предупредили об ответственности за неразглашение, и то без нажима. Вербовать в агенты не пытались. Это пока всё. Дальше сам смотри. Если что — можешь на меня рассчитывать. Остохренело всё. Уж лучше снова автомат на плечо — и в сопки.

— От Москвы до сопок далековато, хотя я и там бывал. Давай в пределах Бульварного кольца сориентируемся.

Подал человеку надежду, не сказав фактически ничего, кроме намёков, подлежащих и двоякому, и троякому толкованию.

Как уже было заведено, в знак завершения разговора положил на стойку, вне поля зрения должным образом подрегулированной телекамеры, пятитысячную бумажку. Так у них сложилось, что этот момент ни одного, ни другого не унижал. Словно два офицера сигаретой поделились.

— Да вот, кстати, — уже с порога обернулся Фёст, — ты, наверное, чай в каптёрке пил, прозевал — съехали Людкины подружки. Конкурса в институт испугались. Теперь их двое со мной — Люда и Герта. Эти — не испугались!

И опять короткий обмен взглядами.

— Съехали так съехали, — равнодушно ответил Борис Иванович. — Если что — я и чемоданы помог с этажа снести. Вчера?

— Сегодня. Около восьми утра.

— Нормально. К Кисловодскому поезду с Курского вокзала.

— Именно. Так я с оставшимися племянницами погулять пошёл. К вечеру, пожалуй, вернёмся…

— Гуляйте, чего ж, дело молодое. Сотовый твой у меня есть.

— Возьми ещё один. — Фёст положил перед консьержем свою «паранормальную» визитку, где подчеркнул нижний из четырёх номеров, всего четырёхзначный. Выводящий с любого телефона прямо на блок-универсал, помимо ГТС и любых провайдеров.

— Ого! Это что ж за… — не сдержал удивления майор.

— Наука — она что? Она находится в постоянном прогрессе, — назидательно сказал Ляхов. — Придёт время — может, все по двузначным звонить будем, — он постарался, чтобы прозвучало и это достаточно двусмысленно.

Можно считать, что пищи для размышлений он бывшему майору предоставил достаточно. Как он её использует — его дело, но Фёсту казалось, что тот сделает правильный выбор. Наш человек, по манерам и по духу.

На прощание Вадим бросил, негромко и почти в сторону, ещё одну фразу:

— Смотри, майор, глядишь, и мечта твоя исполнится. Быстрее, чем думаешь. Какие наши годы?

Девушки за время его задержки заскучать не успели. Стоя в самом центре Столешникова в платьях, и без помощи ветра (а довольно свежий ветерок вдоль переулка тянул) показывающих, какими должны быть настоящие женские ноги от переплетённых ремешками босоножек щиколоток до почти крайних пределов, можно услышать много лестного. Пусть слова эти сказаны не прямо им, а друг другу проходящими мимо мужчинами.

Особенно лестно прозвучала фраза сорокалетнего интеллигентного мужчины, адресованная спутнице, жене не жене — неважно.

— Видишь, вот тебе! А нам орут — «генофонд русский порушен, антропологическая катастрофа»! В подтверждение на подиумах моделей с ногами типа картофельной ботвы показывают. А это — настоящие русские девушки — смотри.

Что ответила дама, «валькирии» не услышали, но и у неё всё с ногами и прочим было в порядке.

Со словами мужчины-патриота нельзя было не согласиться. Они смотрели здешние телепрограммы, даже одну специальную (как положено разведчикам для изучения обстановки), где круглые сутки ходили по подиумам страховидные девицы на заплетающихся ногах толщиной в предплечье ребёнка.

Ещё двое не таких уже интеллигентных, явно подвыпивших мужиков снова хорошо отозвались о технических и эстетических достоинствах элементов их опорно-двигательного аппарата.

— Тех, на Тверской, соплёй перешибить можно, а эти, спорим, мячиком штангу сломают, как Бобров когда-то…

Кроме прохожих, к девушкам начал пристально присматриваться милицейский лейтенант, до того словно бы скучавший в салоне «девятки» с надписью «ППС» по борту. Фёст, спустившись с крыльца, это мгновенно отметил. Не свои патрульные, не нашего отделения. В инициативном порядке, что ли, на выигрышный участок вышли? Мимо ехали, вызывающе эффектными девчонками заинтересовались? Едва ли. Тут всё чётко поделено. И уж слишком (любому менту понятно) вид у девушек не тот! Не уличный. Вариантов придумать можно много. Допустим, лейтенанта раньше наблюдать за домом поставили, чем наверху диспозиция[128] поменялась? Теперь он сидит и думает, что правильнее — позвонить командиру батальона насчёт очередных инструкций или продолжать исполнять предыдущие?

Вадим что-то, из машины не слышное, сказал «валькириям» и с решительным видом направился прямо к машине. Лейтенанту показалось, что лучше всего сразу бы скомандовать водителю отъезжать: не с его звёздочками тут рисоваться, но не успел.

Ковбойской походочкой «а-ля Юл Бриннер» Ляхов пересек мостовую, наклонился к лейтенанту:

— Здравия желаю, командир! Полковник Ляхов представляется[129] по случаю неотложной необходимости. Тебе всё равно здесь скучно. Кинь нас до Суворовской площади, быстро и без затей. Даже и без сирены, если выйдет. Две штуки на пиво. И дежурь дальше…

Интересно, как легко и понятно выразился непримиримый боец с коррупцией. Так «коррупция» — это где-то там, наверху, в заоблачных высях. А так — простые «реалии жизни», от веку заведённые. Просишь у человека что-то, прямо в его обязанности не входящее, — будь готов отблагодарить. Чем и как — смотря по обстоятельствам. А уж снизойдёт он к твоей просьбе или нет — дело его совести и твоей удачи. Всегда так было, сколько Фёст себя помнил, и до него тоже, с времён Киевской Руси, как минимум.

Милицейский лейтенант нервно сглотнул. Полковников он опасался и не любил, возражать им хоть в чём-то — себе дороже. Тем более, судя по возрасту и манере разговора, этот полковник — никак не милицейский. А документы спрашивать — незачем, с первого взгляда ясно, не на понт берёт.