Мятлев успел как следует проветриться, да и проголодаться, пообедать он прошлый раз толком не успел, увлечённый дискуссией и выпивкой с Ляховым, а более всего — Гертой.
— Где бы нам устроиться? — риторически вопросил он Вадима и сам ответил: — А вот можно и здесь, — он указал на открытую веранду ресторана между гостиницей «Метрополь» и стеной Китай- города. — Что удивительно — совсем почти всё как в моей молодости, почти ничего не изменилось. Только намного лучше. Пойдёт? — И вдруг забеспокоился: — Как у нас с деньгами? Я, сами понимаете, — пас.
— Сегодня Люда банкует, — успокоил его Вадим. — У неё здешних денег больше, чем у меня наших.
Под хороший «живой» оркестр, составленный из пяти девушек в белых костюмах и ударника в чёрном смокинге, Мятлев снова то и дело приглашал потанцевать Людмилу и Герту по очереди, чтобы никому из них не обидно было и, наверное, чтобы «почувствовать разницу». Странно, что при почти одинаковых формах и сравнимой красоте лиц Вяземская вызывала у него чисто эстетические чувства, Витгефт же — возбуждала всё сильнее и сильнее. Почти что уже до неприличия.
Ляхов никогда особенно не увлекался танцами, особенно в общественных местах, поэтому чаще оставался за столиком. Заодно и получал возможность поговорить то с одной, то с другой напарницей без свидетелей.
Когда Мятлев (а уж он-то танцевал высококлассно) повлёк Вяземскую на очередное танго, Вадим ровным, но отчётливо
Та не возмутилась его словам и даже не обиделась.
— Вадим Петрович, вы говорите совершенно не о том. Задание я получила, как его наилучшим образом выполнить — моё дело. Ближайшая цель — убедить «объект акции» работать на вас, окончательно забыв о «долге» перед своим Президентом. Будет исполнено. Можете не спрашивать, как я это сделаю, если не потребует «оперативная необходимость». А влюбляться, и уж тем более изменять присяге я не собираюсь. Даже вы гораздо больше в моём вкусе, чем Леонид Ефимович.
— Молодец, подпоручик, — рассмеялся Ляхов, наливая ей шампанского. — «Даже вы» — хорошо звучит. Особенно когда вспомню, как ты меня своим мощным телом от осколков прикрыла.
Натанцевавшись, перешли к анекдотам, рассказывать которые и Вадим, и Мятлев были большие мастера. Девушек, даже не слишком приличные (лишь бы смешные), приводили в истинный восторг. Главное — это был юмор другого мира, куда более остроумный и терпкий, чем им доводилось слышать раньше. Ляхов объяснил, что в значительной мере именно способность острить и смеяться над чем угодно и в любых обстоятельствах позволила
Завершать мероприятие собрались уже за полночь. Контрразведчик словно бы не проявлял никакого интереса к тому, что будет дальше. Видимо, решил полностью довериться своим новым друзьям, а заодно и кое-какую дополнительную информацию получить, и фактическую, о нравах и обычаях местной жизни, и психологическую, касающуюся Фёста и девушек.
«Будет тебе информация, — подумал Вадим, сразу разгадавший тактику Мятлева. — Куда мы тебя, на твой взгляд, определить можем? В отель — едва ли. С гостями так не поступают, здесь пусть и другая страна, но не Германия. Значит, рассчитываешь, на квартиру пригласим. Вопрос — на чью? К кому-то из девушек — едва ли. Ты знаешь, что обе они — офицеры в невысоких чинах, апартаментами, позволяющими без проблем разместить у себя постороннего мужчину, наверняка обзавестись не успели. Остаюсь я. Вот ты сразу и узнаешь, как здесь „перебежчиков“ благодарят, да и адресок на всякий случай запомнишь…
Будь сейчас другие обстоятельства, правильнее всего — перекинуть Мятлева обратно, дружески попрощаться, поблагодарив за приятно проведённое время. Герте — „сделать поклоннику глазки“, тонко намекнуть, что не откажется от следующего свидания. И пусть отправляется ночевать домой, в объятия жены, заодно и
Но сейчас приходится форсировать ситуацию, не выпуская добычу из рук. Кто может знать, что за следующие сутки случится с клиентом и с ним самим? Вплоть до самой нелепой случайности, вроде вылетевшего на красный светофор придурка в „Лексусе“ с „красивыми номерами“. Или — более агрессивные коллеги проделают с ним то, что дон Рэба с братом Абой и отцом Цупиком [148]. Всем — хоть прогрессорам, хоть контрпрогрессорам подобных вариантов следует опасаться. Коридоры Лубянки или коридоры „Министерства охраны короны“ — не один ли чёрт для тех, кого по ним грубо волокут или даже вежливо ведут?»
— Ну так что, — обратился он к подругам, — ко мне, что ли, пойдём? Время детское, ещё и «тридцаточку» расписать можем. — Мнения Леонида он не спрашивал, раз в гостях — делай, что скажут.
— Неужто, барышни, вы и в преф играете? — недоверчиво восхитился Мятлев.
— Как каждый уважающий себя офицер, — гордо ответила Людмила, а Вадим добавил:
— И тебя, раз ты у нас генерал, на одних девятерных разденут[149] .
— Так я что, я с удовольствием…
Весёлая компания отправилась, никуда не спеша, через Театральную площадь, по залитой светом фонарей и реклам, заполненной гуляющей публикой Петровке на Столешников. Ляхов ничем не рисковал, в этом мире Контрразведчику совершенно всё равно,
И сам факт, что клиент должен бы сильно удивиться, поняв, что Ляхов и там, и здесь проживает по тому же самому адресу, его не волновал. Пусть воспримет это как ещё одну загадку «конгруэнтно- параллельных миров», делающую картину мироустройства окончательно непостижимой.
Мятлев жадно впитывал атмосферу ночной Москвы, столицы государства, где почти век не было никаких потрясений и ужасов, где короткая Гражданская война забылась так же, как свой
Очень хорошо рассчитал Ляхов. Внезапный вброс человека в несопоставимую со всем его жизненным опытом реальность, как условную «ивановскую ткачиху» восьмидесятого года в Западный Берлин, да с пачкой дойчмарок в клеёнчатой сумочке, весьма способствует перемене взглядов. Или хотя бы — настроения. А если рядом с тобой девушка, поразившая не только воображение, но и куда более глубокие структуры личности, и ты великолепно понимаешь (не дурак же — специалист), что рассчитывать на её благосклонность, а то и намного большее можно только в одном-единственном случае — если её мир станет и твоим.
Не он первый, не он последний. В Министерстве наперечёт, поимённо знают и помнят всех, кто изменил долгу и перебежал на сторону врага за последние семьдесят лет. Может, и были такие, кто — из «подлинных убеждений» или обоснованного страха за свою жизнь, но то все в сталинские времена. Прочие же — из-за толстого гамбургера и длинного доллара. Но Мятлев ни присяге изменять не собирается (не предусмотрено Присягой таких коллизий), ни на сторону врага перебегать (иначе с тем же успехом чтение дореволюционных книг можно предательством объявить).
Глядя по сторонам, фиксируя в памяти каждую, пусть для местных жителей незначительную, давно привычную деталь, Леонид Ефимович думал: «Да куда тут всем Лондонам, Парижам, Нью-Йоркам, вместе взятым? На порядок лучше, красивее, спокойнее, богаче. Самое же главное — это настоящая Держава, где, без всяких коммунистических заморочек, „всё для человека“, и тот же человек другому „товарищ и брат“.