Вскоре, очнувшись от грез, Екатерина шагнула к двери и распахнула ее. За ней ожидал Руджьери. Последние три дня состарили астролога на десять лет.
— Час пробил! — воскликнула королева. — Предупреди Крюсе, Кервье и Пезу…
— Да, Ваше Величество! — тихо сказал Руджьери.
— Итак — это случится следующей ночью! Начнем в три. Это самое удобное время. Ты подашь сигнал. Пошлешь кого-нибудь на колокольню церкви Сен-Жермен-Л'Озеруа…
Руджьери задрожал и отпрянул.
— Что с тобой! Ты спятил? — нахмурилась королева.
— Я сам отправлюсь туда, — мрачно заявил астролог. — Это будет погребальный звон по моему сыну… Я сам ударю в колокола…
«Сын… его сын… и мой тоже», — промелькнуло в голове у королевы.
Но она тут же решительно отогнала от себя подобные мысли и поинтересовалась:
— Что с Лаурой?
— Убита.
— А с Панигаролой?
— Неизвестно.
— Разузнай! Он весьма опасен.
Руджьери тихо, будто привидение, выскользнул из комнаты.
Королева присела за стол. Несмотря на позднее время сна у Екатерины не было ни в одном глазу. Она схватила перо и начало быстро писать. Но вскоре рука ее замерла, пальцы выпустили перо… Екатерина сжала голову ладонями и чуть слышно проговорила:
— Мой сын… это был и мой сын…
И королева глухо застонала.
А истерзанный Карл еле дошел до своей опочивальни. Лоб его пылал. Прямо в одежде он рухнул на ложе, но оставаться там не смог. Король вскочил и забегал по спальне, то и дело 5росаясь к окну и выглядывая на улицу: он с нетерпением ждал утра. Его любимые собаки, Несс и Эвриал, обеспокоенно следили глазами за хозяином.
— Что мне делать? Как забыться? — шептал Карл, а все его тело сотрясала мелкая дрожь.
Он зажег все светильники в комнате, подошел к застекленному шкафчику и достал оттуда рукопись:
«Может, заняться моей книгой?» — подумал Карл.
Манускрипт, который он держал в руках, носил название «Королевская охота» [12]. Карл механически перебирал страницы трясущимися пальцами, и взгляд его задержался на последней фразе. Она начиналась со слов: «Чтобы затравить зверя…»
— Вот именно! Затравить! И учинить чудовищную расправу! — прохрипел Карл и кинул рукопись на полку шкафчика.
За спиной короля раздалось сердитое ворчание.
— Кто это? — дико закричал король, стремительно оборачиваясь.
Но он увидел лишь Несса, собственную борзую. Пес хотел приласкаться к хозяину. Обе собаки, подняв головы, вопрошающе смотрели на Карла.
— Ах, это вы… — всхлипнул тот. — Вы ведь охотничьи псы… Тоже мечтаете затравить кого-нибудь?.. Тоже жаждете крови?.. Убирайтесь!
Испуганные собаки с жалобным визгом отбежали подальше. Карл зашатался, взмахнул в воздухе руками, пытаясь за что-нибудь ухватиться, и упал на пол. Пальцы его скребли ковер, глаза закатились, на губах выступила пена.
— Ко мне, на помощь… — хрипел король, — Гиз хочет моей смерти! Смерти Колиньи! И всех гугенотов! Чтобы громоздились горы трупов! Убивайте же, убивайте… Пусть пытают этих Пардальянов… пусть вырвут у них правду… Коссен! Схватить… схватить королеву-мать! Остановите наконец… Умираю! Господи, кровь! О Боже, я весь в крови! У меня на лбу кровавый пот! Помогите мне, доктор Амбруаз, помогите!.. Мне нечем дышать! Ко мне, эй, кто-нибудь, сюда! Они зальют, зальют меня кровью!.. Мари, бежим, Мари! Укроемся в башне Нотр-Дам… Нужно спешить, Мари… О, я сейчас захлебнусь в крови!..
Целый час терзали короля ужасные видения. Но наконец дыхание его стало ровным, он забылся тяжелым сном.
Король проснулся утром. Он так и остался лежать на ковре, не в силах подняться, чувствуя усталость и тяжесть во всем теле. Обе его борзые устроились рядом и лизали хозяину руки. Карл тихонько погладил собак, потом с трудом встал…
— Господи! Иисусе сладчайший! — прошептал несчастный юноша. — Может, это был только сон, страшный сон!
Всю свою веру и надежду вложил Карл в эти слова.
Глава 27
ДОПРОС С ПРИСТРАСТИЕМ
В то время, когда в Лувре проходил этот жуткий совет, на котором незримо присутствовали и наши читатели, оба Пардальяна спали, прижавшись друг к другу, на куче сена в камере тюрьмы Тампль. На следующее утро, то есть в субботу 23 августа, их должны были отвести на допрос с пристрастием. А это означало лишь одно — мучительную смерть…
И конец их будет ужасен! Раздробленные кости; тело, истерзанное раскаленными клещами; ноги, сжатые в страшных тисках так, что лопаются жилы и брызжет кровь… Дознание было назначено на десять утра. А отец и сын спали!..
Пролетело уже шесть дней с тех пор, как в темницу втолкнули шевалье. Ничего нового узники не узнали. Монлюк к ним не заглядывал; возможно, пьяница-комендант давно забыл о них. Даже с охранниками они не встречались, так как хлеб и воду в камеру просовывали через отверстие в нижней части двери. Первые три дня шевалье измышлял различные способы побега, хотя отец и говорил ему, что вырваться из Тампля невозможно. Жан тщательно простучал стены темницы: они были такими мощными (толщина их достигала пяти-шести футов), что долбить их было бессмысленно. На эту работу ушел бы целый год, после чего лаз вывел бы заключенных в соседнюю камеру… Оконце, пропускавшее скудный свет, располагалось так высоко, что узники не могли достать до прутьев решетки. Тяжелая дубовая дверь была окована железом и утыкана гвоздями.
Шевалье понял, что силой тут ничего не добьешься, и подумал о хитрости. Однажды вечером, улегшись ничком на пол, он подозвал через дыру в двери стражника и посулил ему пятьсот золотых экю за то, что охранник выведет их из крепости. Жан не сомневался, что если будет нужно, маршал де Монморанси не поскупится. Однако стражник объяснил, что господин де Монлюк никому не верит и держит все ключи от камер при себе. Но даже если бы охранник мог отпереть замок, он все равно ни за какие сокровища не выпустил бы узников из тюрьмы: он слишком дорожил собственной головой.
— Ну что, убедился? — проворчал Пардальян-старший. — Раз уж жить нам осталось два-три дня, то проведем их спокойно. Ну почему ты не послушался меня, шевалье! Я же тебя просил: уезжай!.. Ну что теперь говорить… Ведь умирать никто не хочет… А помнишь, я тебя предупреждал: мужчины злы, а женщины коварны. Сколько раз я повторял: никому нельзя верить! Понимаешь, честного человека повсюду подстерегает опасность. Люди — словно волчья стая. Когда появится в ней кто-то порядочный, остальные только и ждут случая, чтобы наброситься на него и разорвать на куски. Каких только способов не выдумали…
— Вы правы, отец. Я не хочу умирать… Я мечтал возродить давние традиции, рыцарство времен Карла Великого… Столько горя в мире — и столько зла в людских душах! Но ведь каждый человек хочет счастья и покоя. Конечно, есть среди людей и волки. Короли и принцы, стремясь к власти, терзают весь мир и рвут его на части. Но на каждого хищника должен быть и охотник… какой-нибудь благородный рыцарь… Как бы мне хотелось стать таким! Не скрою, батюшка: я люблю жизнь. Кроме того, мне кажется, что судьба предназначала меня для каких-то великих и прекрасных дел и я уже начал свой трудный путь. Мне хотелось быть отважным и достойным человеком, чей долг — защищать обиженных и карать обидчиков… я бы странствовал по свету, радуясь, что рука моя тверда, помыслы чисты, а разум ясен…
Такие разговоры вели отец и сын; ни один из них ни разу не упомянул о Лоизе: отец боялся причинить
