поважнее… «
Так каким же образом Мари Туше уговорила Карла подписать распоряжения, которые она вручила потом коменданту крепости? Коротко поведаем об этом.
Слуга короля, войдя в семь утра в апартаменты Карла, увидел, что государь только собирается лечь.
— Я, понимаешь ли, всю ночь работал, — пробормотал король.
— Вы скверно выглядите, сир! — фамильярно проговорил слуга.
— Ничего, это дело поправимое. Я хорошенько высплюсь. Встану не раньше одиннадцати! Никого ко мне не пускать! Объявишь придворным, что сегодня утренний прием отменяется. Я встречусь с ними в зале для игры в мяч после полудня.
Слуга вышел, а король скинул с себя роскошный костюм и быстро переоделся в суконный наряд зажиточного горожанина. По узким переходам и потайным лестницам он выбрался в безлюдный двор, направился в тот его угол, что был ближе к храму Сен-Жермен-Л'Озеруа, толкнул маленькую дверцу в стене и выскользнул из Лувра. Карл часто пользовался этой калиткой, чтобы тайком от всех покинуть дворец и с наслаждением побродить по своему милому Парижу… В такие минуты король был счастлив, словно школьник, сбежавший с невыносимо скучных уроков.
Очутившись на улице, король радостно втянул в себя свежий воздух, напоенный ароматом реки; хилые плечи Карла расправились, на лице выступил румянец. Никто бы не догадался, что этот веселый, скромный и достойный человек лишь пару часов назад перенес тяжелый припадок, сопровождавшийся кошмарными видениями; никто не узнал бы короля, только что повелевшего покончить с гугенотами.
Карл двинулся вверх по берегу реки, потом свернул налево и попал на улицу Барре, где стоял особнячок Мари Туше. Именно здесь он находил целительный покой, столь необходимый ему после ужасных припадков, которые превращали короля то в несчастного страдальца, то в неистового безумца; здесь Карла ждали любовь и ласка, и он забывал о страшных интригах, которые без устали плела во дворце королева- мать.
Карл поспешил к Мари Туше и замер в дверях ее спальни, залюбовавшись дивной картиной: молодая женщина сидела у окна в легком утреннем туалете; рама была приоткрыта, и в комнату вливались потоки свежего воздуха. К обнаженной груди Мари приник розовый, толстенький малыш. Он жадно сосал, прижав крохотные кулачки к нежному телу матери и перебирая ножками. Мари со счастливой улыбкой смотрела на свое дитя.
Наконец ребенок насытился, выпустил грудь и сразу уснул; на его губах белела капелька молока. Мари поднялась и бережно опустила младенца в колыбель, а сама застыла рядом, восторженно глядя на сына. Стараясь не шуметь, Карл на цыпочках подкрался сзади и, обняв Мари, закрыл ей глаза ладонями, будто расшалившийся ребенок.
Мари, разумеется, тут же узнала его, но, поддерживая игру, со смехом вскричала:
— Кто это? Какой негодник не дает мне любоваться сыном?! Это возмутительно! Я попрошу защиты у государя…
— Проси! — весело расхохотался Карл, убирая руки.
Мари бросилась ему на шею и подставила губы для поцелуя:
— Первый поцелуй — мне, сударь… а второй — вашему сыну…
Карл склонился над колыбелью, Мари прижалась к нему. Их плечи соприкасались, в глазах светился одинаковый восторг. Карл трепетал еще и от радостного удивления: как!.. Неужели!.. Такой прелестный, здоровый мальчишка — его сын!.. Король хотел поцеловать младенца, но страшился разбудить его. Тогда он поцеловал Мари в губы и тихо проговорил:
— Передай ему этот поцелуй… я боюсь его напугать.
Мари Туше нагнулась и ласково приникла губами к лобику малыша. Затем Карл и его любимая осторожно прошли в гостиную.
Король упал в кресло, воскликнув:
— Умираю от усталости и безумно хочу спать!..
Мари устроилась у него на коленях и принялась нежно поглаживать волосы короля.
— Поведай мне о своих огорчениях, — прошептала она. — Ты такой бледный… Они снова терзали тебя… Надеюсь, припадка не случилось?
— Увы! Он случился — и какой страшный… Понимаешь, ужасно то, что мой недуг становится все тяжелее. Я ощущаю, как слабеет мой рассудок: у меня что-то с мозгами… Когда начинается припадок, меня охватывает какая-то дикая злоба… я ненавижу всех людей на свете… Мне хочется разрушить окружающий мир, подпалить Париж, как это сделал с Римом император, о котором я тебе рассказывал… Мне хочется убивать… Ах, Мари, мне столько раз повторяли, что государь силен лишь тогда, когда способен внушать трепет и безжалостно распоряжаться чужими жизнями… И это отравило мой мозг, вошло в плоть и кровь…
— Не бойся, ты поправишься… Тебе просто необходим отдых и покой…
— Верно… Но покой я нахожу лишь здесь, у тебя. А в Лувре меня окружают коварные и подлые враги.
— Забудь о них… Отдохни… я так сочувствую тебе… Поделись со мной своими горестями, но только не волнуйся: ты же монарх, никто не осмелится причинить тебе зла…
Долго Мари ласковым голосом успокаивала Карла, ободряя короля и изливая на него свою нежность. Но на этот раз ничего не помогало. Король был в отчаянии. Слишком жуткие события происходили вокруг него. Он не решался открыть Мари все, но объяснил, что Гизы устроили заговор, а королева-мать об этом узнала; уже схвачены двое опаснейших злоумышленников, которых допросят нынче утром.
— Уже девять. Через час эти чертовы Пардальяны попадут в руки палача, все выложат, и я наконец докопаюсь до правды!
— Стало быть, те двое, которых должны сегодня пытать, -Пардальяны!? — вскричала Мари.
— Ну да! Они — люди герцога де Гиза.
— Ваше Величество! — взмолилась Мари. — Заклинаю: сжальтесь над ними…
— Почему? Что с тобой?
— О, дорогой мой Карл, помнишь я рассказывала тебе, как двое храбрецов вырвали меня из рук разъяренной черни? Они тогда представились мне как Бризар и Ла Рошетт… Так вот, это Пардальяны. Рамус потом сообщил мне, как их зовут на самом деле.
— Вот видишь! Только отъявленные злодеи скрываются под чужими именами… Разве ты не понимаешь, Мари, они ведь собирались меня прикончить…
— Ах, Карл, любимый мой, я не сомневаюсь: они — не преступники… Ты же хотел отблагодарить их, а теперь обрекаешь на мучительную смерть… О Боже, какой ужас! Два смельчака, которым я обязана жизнью… благодаря которым еще не лежу в могиле…
— Мари!
— Нет, Карл, нет! Я никогда не прощу себе, если два благородных человека, рисковавшие ради меня своими головами, погибнут в камере пыток. Прикажи доставить их в Лувр! Поговори с ними сам! Клянусь, они все объяснят тебе…
— А ведь ты, пожалуй, права… Почему бы мне лично не выслушать их показания?..
Взволнованная Мари подтолкнула Карла к изящному столику:
— Пиши приказ об отсрочке!
Перо короля заскользило по бумаге.
— Где их держат? — торопливо осведомилась Мари.
— В крепости Тампль. Я сейчас кого-нибудь туда отправлю…
— Нет-нет! Я побегу сама! — вскричала Мари, набрасывая на плечи накидку. — Только дай мне пропуск.
Карл снова склонился над листом бумаги, потом приложил к обоим документам королевскую печать и вручил их Мари Туше.
— О Карл, любимый, твое милосердие безгранично! — восхитилась она.
И молодая женщина выскочила из гостиной; растерянный, но довольный король остался в одиночестве… Что было дальше, читатели уже знают. Карл же немного отдохнул в этом очаровательном,
