Никто так и не ступил на площадку! Внизу в луже крови лежали уже девять мертвых тел. Меж тем не прошло и минуты… И ропот разъяренного, ошеломленного войска перекрывался кличем битвы, победы и смерти:
— В бой, Жеан Храбрый!
— Дьявол! — воскликнул озадаченный офицер. — Ну и молодец — прямо бешеный!
Кончини, пожав плечами, пробурчал:
— Я вас предупреждал!
— Кто ж мог подумать! Какой удар, черт побери! Глазом не успели моргнуть — уже девятеро убитых и тяжело раненных! А он — глядите — целехонек!
В этот миг на площадь ворвались два эскадрона всадников -пятьдесят королевских конников с двумя офицерами, а проводниками при них — Эйно и Лонваль.
Офицеры, Лонваль и Эйно, спешившись, подошли к Кончини -при нем собралось что-то вроде штаба из шести человек. Дежурный офицер, который чином был ниже кавалерийского капитана, с охотой сдал команду ему и тем снял с себя ответственность.
Жеан перевел дух, не выпуская из виду врагов. Затем огляделся — и вдруг, нагнувшись, принялся возиться с чем-то у подножия одного из столбов…
— Жаль его, — вздохнул капитан, — храбрый рубака! Но королю сопротивляться нельзя.
И новый начальник отдал распоряжения. Десять человек встали под лестницей, еще по десятку — с двух сторон от эшафота. Жеан, усмехаясь, глядел вниз. Почему-то он отошел от лестницы и стоял теперь прямо посередине площадки.
Капитан поднял руку и скомандовал:
— Марш!
Поспешно, но без излишней торопливости, люди пошли на приступ. Одни осторожно поднимались по лесенке со шпагами наперевес, другие пытались залезть на эшафот сбоку.
Жеан долго не двигался с места. Вдруг он воскликнул:
— Смелее, Жеан Храбрый!
Стремительно нагнувшись, он поднял с площадки нечто огромное и бросил его в ряды тех, кто штурмовал лестницу. Так он нагибался и разгибался четырежды. И каждый раз вниз, на головы осаждавших, летел кошмарный снаряд — гигантская каменная глыба. В другое время Жеан такую и не поднял бы.
Подняться на эшафот не удалось никому! Со всех сторон раздавались крики бешенства, боли, предсмертные хрипы и стоны… Но все перекрывал ужасающий клич:
— В бой, Жеан Храбрый!
И вот внезапно, когда в рядах нападавших царил полный разброд, откуда-то снизу послышались голоса — словно заговорили сами земные глубины, вторя звонкому юному голосу наверху:
— Смелее, Жеан Храбрый! В бой!
Вдруг распахнулась дверь — и три странные существа, три оборванные, разутые, растрепанные и отвратительные создания, три фантастические кошмарные призрака разом вылетели из-под эшафота с рапирами в руках. Они кололи, рубили, орали во все горло грозный боевой клич, сеяли смерть и ужас среди осаждавших… Те в панике отступили.
Жеан, видимо, понял, что за черти из преисподней так кстати явились ему на подмогу. Он спрыгнул на землю, стал с ними в ряд и вытащил шпагу с криком:
— Вперед, Жеан Храбрый! Вперед!
Кольцо осады вмиг было прорвано: Кончини, офицеры, солдаты, наемные головорезы — все бросились прочь от грозной четверки. А двадцать-тридцать человек по обе стороны от старого эшафота остались лежать недвижно в крови и в пыли.
Капитан себя не помнил от ярости. Кончини так и кипел. Роктай, Лонваль и Эйно рвали на себе волосы. Солдаты и браво ругались вовсю.
А четыре приятеля тряслись от жуткого, адского, неудержимого хохота.
Наконец капитан пришел в себя и отдал короткий приказ. Его люди выстроились в шеренгу. Послышались щелканье курков и команда:
— Пли!
Тут же — вспышки пламени, громовой грохот, туча дыма, ливень свинца… Потом — долгая, тяжкая тишина.
И вдруг над площадью опять разнесся все тот же сатанинский смех и раздался хор голосов:
— В бой, Жеан Храбрый!
Когда дым рассеялся, все поглядели в сторону эшафота…
Никого — а дверь по-прежнему заперта!
Глава 47
ЖЕАН И ТРОЕ ХРАБРЕЦОВ ДЕРЖАТ ОБОРОНУ
Жеан Храбрый тотчас узнал своих славных товарищей — Карканя, Гренгая и Эскаргаса. Он мигом очутился рядом с ними — и вместе с ними пропал.
Путь был свободен. Однако все четверо вдруг остановились, как по команде. Пройти через ряды врагов не стоило никакого труда, и Жеан подумал было об этом — но тут же вспомнил про конницу. «Какой смысл? На конях нас нагонят через десять шагов… «
От этой затеи пришлось отказаться — а жаль! Но Гренгай шепнул что-то Жеану на ухо…
Упоение боя уже овладело юношей, однако вскоре он опомнился, поняв, что все равно обречен, невзирая на подошедшую подмогу. Да, они с приятелями вывели из строя десятка три человек. Невероятно много — и одновременно почти ничего!.. Перед ними оставались еще восемьдесят солдат, а при необходимости это количество могло увеличиться.
«Что ж, — подумал Жеан, — конец так конец! Но я хочу, чтобы мою гибель запомнили надолго! Я устрою апофеоз огня и крови!»
Само собой, мысли эти пронеслись в его мозгу с быстротой молнии. А что же сказал ему Гренгай?
— Командир, мы можем выдержать и осаду. У нас есть оружие, боеприпасы, провиант — все, что нужно!
Эти слова не давали Жеану покоя. Можно ли верить Гренгаю — и как узнать, правду ли он сказал? А вдруг он лжет или хвастается?
Как узнать… Да очень просто — пойти и посмотреть!
Жеан подал знак. Все четверо отступили — слаженно, лицом к врагу, и вид их был еще более грозен, чем если бы они шли в атаку. На другой стороне площади солдаты выстроились и взяли наизготовку мушкеты.
— Осторожно, — шепнул Жеан, — сейчас стрелять будут!
— Понял! — Вижу! — Ничего! — разом отозвались три голоса.
Приятели и вправду прекрасно знали, что делать. Опасность им всем грозила страшная; жизнь их висела на волоске, и они это понимали — однако же не волновались. Главное — им удалось вовремя прийти на помощь командиру.
Их всегдашняя бдительность никуда, разумеется, не делась, так что ни одно движение солдат не ускользнуло от них. Едва раздалась команда «пли!» и двадцать выстрелов слились в один оглушительный залп, как все четверо бросились ничком на землю.
Пули, просвистев над головами друзей, расплющились о каменную стену. Бретеры разом вскочили. Дым еще не рассеялся, а они уже были в помещении под эшафотом и заперли за собой дверь на засов.
Капитан увидел, что выстрелы не помогли: четыре храбреца исчезли. Он тут же подтянул своих людей поближе к эшафоту и разрешил им передохнуть. Ему тоже был нужен отдых и время на размышление.
Еще ни разу за долгую солдатскую жизнь капитан не сталкивался с чем-нибудь более удивительным! Вы только представьте: четыре человека отразили натиск ста двадцати, и притом тридцать вывели из строя! Он недоумевал, злился и восхищался одновременно.
Окружив эшафот так, чтобы пресечь всякую возможную попытку прорваться, капитан приказал унести убитых и раненых. Идти на новый приступ он не спешил. Непокорных, конечно, надо было взять непременно — мертвыми или живыми, — но самому потерять при штурме как можно меньше людей; три десятка и так казались ему достаточной платой…
