принимаете участие в этом… мероприятии. Это безусловно свидетельствует о понимании вами вашего гражданского долга. Я вас приветствую. В такие дни мы должны быть едины… — Он заботливо обратился к стоящему рядом с ним человеку, чьи немного разведенные локти придерживали два рослых гвардейца. — А вы, принц, я вижу, дрожите. Что с вами? Нервы? Ну, мой друг, вы меня определенно разочаровываете…
— Зябко, — сказал человек, у которого из-под красного колпака торчали острые кошачьи уши. — Зябко, сырость какаято, вы же знаете, ваше высокопревосходительство, что я не переношу лишней влаги…
— Только ли влаги, ваше высочество?..
— Ну и так называемой утренней свежести — тоже…
Мэр кивнул.
— Креппер, мне кажется, что вы уделяете недостаточное внимание нашему почетному гостю…
— Ваше высокопревосходительство?..
— Я говорю: дайте его высочеству еще один плащ…
В группе произошло поспешное шевеление и роскошная, отороченная синим бархатом пелерина, точно материализовавшись из воздуха, легла на плечи принца Фелиды.
Позолоченные, с гербами пуговицы ее сияли, как галуны у швейцара.
— Так теплее, мой принц?
— Благодарю вас, ваше высокопревосходительство…
От раскопов донесся суровый вагонный лязг, и сейчас же земля ощутимо, но еле заметно дрогнула, словно на нее опустили что-то тяжелое.
Видимо, вагоны опорожнились.
— Ну что ж, — сказал Мэр. — Вероятно, наступило время прощаться. Я надеюсь, мой принц, что сумеете стать выше мелкой обиды, вы же понимаете, что такое государственная необходимость, тут ни вы и ни я ничего изменить не можем. Что же, дорогой друг, касается лично меня, то я сохраню о вас самые теплые воспоминания…
Он поклонился, будто участвовал в торжественной церемонии. Гвардейцы, находящиеся по бокам, тут же заметно посуровели и, наверное, еще сильнее стиснули с обеих сторон тщедушное тело принца.
У того свалился с головы красный колпак.
— Подождите, одну минуточку!.. — Преодолевая сопротивление хватки, он засунул руку под пелерину и, после некоторых усилий достав оттуда плоскую изогнутую бутылочку коньячного типа, запрокинув ее, хлюпающими глотками высосал прозрачное содержимое, а затем, оторвавшись, когда сошли последние капли, выдохнул прямо на окружающих валерьяновый лекарственных запах. Глаза его дико блуждали. — Еще минуточку… Ваше высокопревосходительство!.. Может быть, мы сумеем договориться об условиях нового Конкордата?.. Я, в конце концов, готов пойти на любые уступки…
Шерсть у него на морде слиплась от пота и торчала неопрятными жалкими колтунами, а железные когти на лапах, по-видимому, непроизвольно выпускались и втягивались.
Мэр высокомерно ответил:
— Вы меня и в самом деле разочаровываете, мой принц. Какой Конкордат, какие, извините меня, уступки? Возьмите, дорогой друг, себя в руки. Неудобно, ваше высочество, на нас — смотрят…
Он махнул длинной узкой ладонью с музыкальными пальцами.
— Ведите!..
— Еще пару слов, ваше высокопревосходительство!.. растерянно начал принц.
Однако, его уже подхватили и фактически понесли куда-то за серое бетонное ограждение, перетянутое по верху колючей проволокой: ноги в мягких сапожках волочились по угольно-черной земле, а просунувшийся из-под пелерины кончик хвоста подрагивал пушистой метелкой.
И сейчас же из-за бетонного ограждения долетело отчаянное кошачье: Не надо!.. — и мгновенно затихло, сменившись какими-то булькающими рыданиями.
Мэр посмотрел на часы.
— Отлично, — веселым, жизнерадостным голосом сказал он. Все идет точно по графику. Я надеюсь, вы нами довольны, ваше превосходительство?
Сразу же после этого восклицания из чернильной непроницаемой тени, образованной двумя выпирающими пристройками кирпичного склада, будто кегля, окрашенная бронзовой краской, выступил неповоротливый жук с серебряной цепью на шее и, дотронувшись до ордена цепи когтистыми жесткими лапками, качнувшись всем туловищем, прохрипел, словно из покореженного мегафона:
— Да, господин Мэр. Теперь я вижу, что вы тщательно соблюдаете все условия договора…
Жвалы его при этом заскрежетали, как будто несмазанные.
— Соблюдение договоров — наш незыблемый принцип, — сказал Мэр. — Я надеюсь, что ваше превосходительство убедится в этом достаточно быстро. Кстати, позвольте представить вам юного героя нашего города. Не смотрите, что он так молод: меч его быстр и мужество беспредельно. Я рассчитываю, на наше долгое и плодотворное сотрудничество…
Жесткие хитиновые коготки царапнули Клауса по ладони, и все тот же мегафонный, как в сновидениях, голос благожелательно прохрипел:
— Весьма рад…
Клаус отдернул руку.
— Так что ж мы стоим?.. — поспешно воскликнул Мэр. Такой знаменательный день, такие события!.. Креппер, что там у нас приготовлено?..
Аккуратный, лощеной внешности человек возник перед ними и, как будто заранее отрепетировав, склонил розоватый пробор, разделяющий волосы.
— Ждут, ваше высокопревосходительство!..
— Господа, прошу вас!..
Мэр очень ловко взял под руку оторопевшего Клауса, а с другой стороны также вежливо подхватил одну из лапок жука и, настойчиво увлекая вперед их обоих, произнес скороговоркой приветливого хозяина:
— Я надеюсь, господа, что вы располагаете временем? Легкий завтрак в непринужденной дружеской обстановке. Несколько частных вопросов, глоток освежающего рейнвейна… Это — сближает. Вы, господин де Мэй, совершенно напрасно пренебрегаете нашим обществом…
— Я не пренебрегаю, — ответил Клаус.
— Но тогда почему мы встречаемся с вами так редко?
— Дела…
Он мало что понимал. У него в ушах еще стоял накатывающийся из-за угла рев мотора, грузовик, набитый гвардейцами, который неожиданно вывернулся на пустынную зеленоватую улицу, крик капрала: Спасайся!.. — заметавшийся между домами, грохот сапогов и прикладов, которые забухали по асфальту. Он еще, казалось, бежал, перепрыгнув через чугунные столбики сквера: свистел теплый ветер, шелестела, будто предупреждая о чем-то, листва кладбищенских тополей, безобразные трубы, как филины, сидели на крышах, а из дьявольской пустоты, которая пульсировала за спиной, доносилось: Стой, мать твою!.. Догоняйте, верблюды!.. — и, как гвозди, забиваемые в плотную древесную толщину, очень тупо и часто стучали винтовочные короткие выстрелы. Зазвенело стекло, и посыпалась штукатурка, отковырнутая металлом. Как он, собственно, здесь очутился? Он свернул в переулок, и здание, до сих пор казавшееся громадой многоэтажного камня, неожиданно обернулось театральными декорациями: холстяными, фанерными и очень грубо раскрашенными. Деревянные пыльные брусья стропил укрепляли его с другой стороны, и когда Клаус перепрыгнул с разбега их прочно сколоченные сочленения, то он безо всякого перехода оказался на тускло светящихся железнодорожных путях и в ошеломлении, к счастью, не лишившем его способности двигаться, неожиданно увидел перед собой выпуклые глаза паровоза. Ему еще повезло, что он по инерции проскочил уже задрожавшие рельсы.
Однако, это все-таки были театральные декорации.
Клаус даже споткнулся.
А забежавший вперед, очень услужливый Креппер открыл перед ними двери, и они очутились в квадратной, отделанной под старину, низкой зале таверны, где на закопченной обшивке висели щиты и доспехи, а в держателях между ними с достоинством горели светильники.
