сентябре, и желательно было прикинуть, какие он на себя возьмет общественные обязанности. Работы хватало. Но Сергей вместо этого только поморщился, глядя на календарь, — бросил ручку, смахнул со стола бумаги, и, спустившись через садовый участок к реке, влез в прогалины ивняка, который затрещал сухостоем.
На поляну он вышел практически сразу, и нисколько не удивился, увидев там печальную серьезную девочку, и в свою очередь опустился на гладкий валун, и спросил — тихим голосом, как будто продолжая беседу:
— Что будем делать, Муся?..
На совет он, честно говоря, не рассчитывал, но спокойная Муся передернула худыми плечами и ответила, глядя в пепельное кострище:
— Вам, наверное, следует изготовить себе «заместителя»…
— «Заместителя»? — не сразу понял Сергей.
— Ну да, куклу. За вами скоро придут. Вы, пожалуйста, поторопитесь, Сергей Николаевич…
И сама она походила на куклу: неестественно бледная, с редкими, как из ваты, бровями, костяные ладони были засунуты под колени, а носком старых кед она подталкивала головешку.
На Сергея она даже не посмотрела.
Тот спросил — запинаясь и от смущения мелко покашливая:
— Муся, слушай, а откуда ты знаешь все это? Что за мною придут и что мне теперь требуется «заместитель»? Кстати, я тут на днях услышал имя Ведьмака. Извини меня, Муся, это не тебя так зовут?..
— Меня, — ответила Муся после некоторого молчания.
— Почему?
— Потому что через меня она отдает приказания, потому что именно я говорю им, что делать и потому что я рассказываю «ночные истории»…
— Ты с ней общаешься — непосредственно? — вздрогнул Сергей.
— Нет, со мной она даже ни разу не разговаривала…
— Тогда как же?
— Я просто догадываюсь обо всем. Иногда, бывает, что — снится и повторяется. А бывает, что — раз, и вдруг какое-то озарение… Может быть, она мне внушает, а быть может, я — сама. Ничего, Сергей Николаевич, скоро это закончится…
— Как закончится? — не понял Сергей.
— Ну в том смысле, что скоро я повзрослею. Постепенно привыкну, и она от меня отвяжется. Это — только для маленьких, для недоростков, для мелюзги. А к привыкшим она уже относится равнодушно. Если сами они, разумеется, не восстанут против нее. Вообще — она не такая уж злая, как кажется.
Сергей резко спросил:
— А учитель Мамонтов и Котангенс — я имею в виду Арнольда Петровича — ее работа?..
Муся кивнула.
— А пропавшие двое ребят: из третьей школы и Вася Байкалов?..
— По-видимому…
— Вот, — заметил тогда Сергей. — А ты говоришь: не злая…
Девочка Муся ударила кедом по угольной головешке:
— Ну как вы не понимаете?! Она и в самом деле не злая. Она просто не любит, когда ей в чем-то препятствуют, — когда кто-то не слушается или кто-то выступает против нее. Вот тогда она, разумеется, бывает жестокой. Но ведь если ее не трогать, она никому не мешает. Ну — пугает, ну — иногда кого-о наказывает. Но ведь с возрастом отстает и забывается постепенно. Главное — не надо ее раздражать. Пусть она сама по себе, а мы — как-нибудь. И потом тут все равно ничего нельзя сделать!..
Муся кричала, но — шепотом, у нее сильно сморщился лоб, а большие глаза растворяли лицо во влажном отчаянии.
— Я вас очень прошу, Сергей Николаевич, не надо ее сердить, а то кончится тем, что она рассердится по-настоящему и тогда заберет у вас что-нибудь дорогое…
— Тотошу, ты хочешь сказать. Так Тотошу она уже забрала, противная гадина. Тотошу я ей никогда не прощу…
Девочка Муся молчала. Только скулы ее болезненно заострились, и прорезались складки, ведущие от носа к губам.
Она точно осунулась.
Сергей — понял.
— Дрюня!.. — выдавил он жутким голосом. И вдруг заорал — так, что разлетелись из ивняка какие-то птицы. — Когда ты в последний раз видела Дрюню?!.
Он готов был куда-то бежать — что-то делать, крушить, что ему подвернется. Сердце у него катастрофически разбухало, а в затылке как будто лопались тонкие жилочки.
— Дрюня!!.
Однако, Дрюня уже вылезал из зарослей ивы, и угрюмое замкнутое лицо его выглядело недовольным.
— Ну что ты кричишь, папа?
— Домой, немедленно!..
— Папа!..
— Я тебе говорю: домой!..
Удар должен был быть нанесен, и протискиваясь в ивняк вслед за Дрюней, Сергей оглянулся: среди пепла костра, будто серые змеи, зашевелились прогоревшие головни…
11
Все было достаточно привлекательно. Сначала ели жареного судака, к судаку подавался чеснок, приправленный майонезом. Можно было с ума сойти от этого судака. Затем появилось мясо: запеченное в тесте и представляющее собой подрумяненные язычки. К мясу тоже был подан какой-то особенный соус. А когда все отдулись и наступило некоторое осоловение, то неутомимая Ветка внесла громадный «наполеон» — весь пропитанный кремом и разукрашенный кусочками шоколада.
Вид у этого «наполеона» был потрясающий.
— Ой, девки… — в притворном ужасе простонала Татьяна. — Пощадите простую советскую женщину. Растолстею — мужики не будут любить…
Она замахала руками.
— Ничего, — спокойно ответила Лидочка, придвигая розетку. — Мужики лишь прикидываются, что любят спортивных и тощих, а на самом деле им подавай — побольше и попышнее. Что-бы было к чему приложить усилия. Правда, Сереженька?..
— Ну… бывает по-разному, — дипломатично ответил Сергей.
— Нет, ты нам как специалист объясни!
— Какой я специалист…
— Девки, он просто признаваться не хочет. А ведь — любит, любит, чтобы всего было много!
— Любишь, Сережа?..
— Мы никому не расскажем!..
Обе они игриво подталкивали Сергея. Лица у них раскраснелись, и виновата в этом была бутылка «Твиши», которую уже опорожнили.
Ветка с некоторым пристуком опустила «наполеон» на середину стола.
— Ладно, ладно, — сказала она грубовато. — Между прочим у вас свои мужики имеются. Нечего тут на чужого мужа наваливаться. Лидка, я кому говорю: отодвинься!..
Впрочем, до серьезного инцидента все-таки не дошло: Лидочка тут же отпрянула от смущающегося Сергея и, мгновенно получив за это кремовый огромный кусок, принялась уплетать его, прихлебывая кофе
