«Старичка» они после некоторых колебаний бросили. Из директорского коридора был выход прямо в маленький тупичок, ограниченный с трех сторон наружными выемками магазина, выводил он одним своим концом на проспект, и поэтому возвращаться на задний двор не имело смысла. Не хотелось заново рисковать, возвращаясь. Сергей сердцем чувствовал, что Альдина еще не убита. Появиться она могла в любую минуту, и в любую минуту орава чудовищ могла рвануться на них. Надо было спасаться из «Детского мира» как можно скорее. С этим им повезло. Лишь в подсобке из-за коробок попытался вылезти монстрик, похожий на скорпиона, но едва Сергей навел на него арбалет, как скрежещущее многоногое утянулось обратно. Да еще в переулке, куда выходил тупичок, тоже — стала сгущаться какая-о тень у фундамента здания, но немедленный выстрел из пневматического ружья заставил ее рассеяться.
Больше задержать их никто не пытался. Они двигались по середине проспекта, и перед ними развертывалась летняя ночь. Тишина в центре города стояла прямо-таки неестественная: ни обычного шума из форточек, ни каких-либо случайных прохожих. Окна в глыбах домов уже были погашены, и сияющие фонари придавали всему оттенок пустыни. Точно в городе, кроме них, уже никого не осталось.
Странная это была процессия: мальчик, девочка, взрослый человек и собака. Причем люди сжимают игрушечное оружие, как в бою, а собака бдительно обнюхивает каждую выбоину. Сергей чувствовал, что они составляют как бы небольшую общину: мальчик, девочка, взрослый человек и собака. Не хватает лишь Ветки, но она незримо присутствует. Можно жить и можно себя защищать. Вероятно, одно из положительных следствий всех этих событий — то, что некая общность людей и в самом деле возникла. И она еще пригодится в просторе будущих лет. Потому что Альдина, наверное, не умерла — только ранена. Да, наверное, она и не могла окончательно умереть. Темнота существовала всегда, и всегда пыталась заполнить дневную реальность — то рождая чудовищ, то превращая в монстров людей. Борьба еще продолжается. Еще долго будут рассказываться истории о Черной Руке. И еще очень долго придется вглядываться со страхом в вечерние сумерки. Потому что противопоставить этому мраку — нечего.
Он спросил:
— Дрюня, а когда ты был там… ну — внутри… Ты что-нибудь чувствовал?
— Нет, — сказал Дрюня. — Только дурацкий холод.
— А других, которые пропали раньше тебя, не видел?
— Они уже растворились, — сказал Дрюня.
— Растворились?
— Ну там — растворяешься постепенно. Вот они и исчезли…
— Совсем?
— Большей частью.
— Понятно, — сказал Сергей.
Ему действительно было понятно: мрак, и ты растворяешься в нем.
Больше они не разговаривали.
Только когда проводили девочку Мусю и она, помахав им рукой, как видение, скрылась в освещенном проеме, то Сергей, миновав огороды, жуткий дремлющий сад и чернеющие у ограды хозяйственные пристройки, очень тихо, невольно понизив голос, сказал Андрону:
— Ты теперь, наверное, — из дома не выйдешь…
— Почему? — удивился Андрон. — Теперь — выйду. Теперьто как раз не страшно.
И он бодро взмахнул пластмассовым легким мечом — клинок свистнул в воздухе.
Тут же, будто надломленная, опустилась со стоном широкая яблоневая ветвь, а по вытоптанной площадке у дома протянулась зловещая тень, похожая на трехпалую лапу.
Вскидывая арбалет, Сергей обернулся.
Однако, это была всего лишь рубашка, висящая на турнике. Рукава ее шевельнулись, по-видимому, от ветра.
— Но-но, — громко сказал отпрянувший Дрюня.
— Значит, не страшно? — переводя дыхание, поинтересовался Сергей.
— Нисколько.
— Ну, и мне — нисколько не страшно…
Он опустил арбалет.
И они, пошаркав о половичок на крыльце, пошли в дом…
Полнолуние
1. ЛЕТО. БАЛЬШТАДТ
— Посмотри на этих двух стариков, — сказала Лида, отодвигая от себя блюдце с десертом. — Тебе не кажется, что они отвратительны: оба лысые, как будто родились без волос, ссохшиеся какие-то, отполированные и, вместе с тем, неестественно жизнерадостные, точно высасывают все соки из окружающих, вот из этих двух проституток, которые вместе с ними. По-моему, это ужасно!
Блоссоп посмотрел в угол зала, откуда доносился серебряный женский смех, иногда прерываемый старческими сиплыми репликами.
— У нас их не называют проститутками, — сдержанно сказал он. — Проститутка — это на улице или в соответствующем заведении. То, что можно получить без проблем, по определенным расценкам. А общественный статус у этих женщин намного выше. Их у нас, как правило, называют приятельницами. Познакомьтесь, это моя приятельница Маргрет. Очень приятно, Маргрет. Чем занимаетесь? Ты не ляпни, пожалуйста, насчет проституток. Может получиться скандал.
Он изящно промокнул сухие твердые губы, быстро скомкал салфеточку, бросил ее на тарелку. Тотчас сбоку от столика вырос черно-белый официант и, как будто из другого пространства, извлек чашечки с кофе.
Лида проглотила кусочек сухого печенья.
— Значит, я, по этой классификации, — твоя приятельница?
— Не совсем, — смакуя первый глоток, сказал Блоссоп. Поднял крошечный узкий бокал, наполненный светлым «крамматом», и задумчиво повертел его перед глазами. — Нет, все-таки не сочетается… — пояснил, окатывая Лиду сверкающим темным взглядом. — Поскольку ты от меня финансово не зависишь и поскольку у нас нет договоренности об оплате услуг, то мы оба имеем так называемый статус друга. Познакомьтесь, это мой друг мистер Блоссоп. Очень приятно, мистер Блоссоп. Чем занимаетесь?..
Лида вздохнула.
— Мне этого никогда не усвоить. Столько разных нюансов и столько оттенков в зависимости от положения человека. Надо, видимо, здесь родиться, чтоб понять это.
Блоссоп пожал плечами.
— Во-первых, ты тут бываешь. И вероятно, будешь еще приезжать время от времени. А во-вторых, — это наука бездельников. Научиться ей можно. Главное — не напрягаться.
— Не напрягаться?
— Не лезть из кожи.
Лида вытянула из пачки тонкую «женскую» сигарету, и перед ней тут же возник пляшущий язычок огня. Она еле удержалась, чтобы не поблагодарить сразу же исчезнувшего официанта. Затянулась и выпустила синий клуб дыма.
— Все-таки, Блосс, ты здорово говоришь по-русски. Иногда я даже забываю, что ты иностранец. Никакого акцента, нормальная русская речь. И все равно, со стариками — ужасно. Когда представишь, что такой лысый холодный тебя обнимает — такой жилистый весь, наверное, с выпирающими суставами. Вот уж ни за что бы не согласилась. Ни за какие деньги…
— Это потому что у тебя деньги есть. А вообще-то не такие уж они и противные. И не так уж много
