приемник. Играла музыка.
Как назло, это оказалось «Влюбленная женщина».
– Знаешь эту песню? – Джастина лукаво посмотрела на Питера и стала тихо подпевать, все время глядя на него.
Ей было интересно наблюдать за его реакцией.
Но Питер сидел, потупив взгляд. Он смотрел в пол. Ему действительно не следовало приходить, его визиты раздражали ее еще больше. Джастина злилась, и у нее был повод для этого, но, к сожалению, исправить ничего нельзя. Надо воспринимать действительность такой, какая она есть.
– Ну, что же Джастина, – тихо сказал он. Питер поднялся со своего стула, подошел к ней и наклонился, чтобы поцеловать. Но она резко отвернула голову. Тогда он погладил ее волосы. Они были блестящими, мягкими и пахли по-прежнему. Джастина всегда предпочитала травяные шампуни. Наверное, это была единственная из привычек, которой она еще не изменила.
– Я приду еще, – тихо сказал он.
Питер коснулся ее руки и, опустив голову, поспешил к двери. Она проводила его долгим пристальным взглядом.
– Не утруждай себя, Питер, – бросила она ему в спину. – Больше не приходи. Можешь сказать всем, что твоя миссия выполнена. Сумасшедшая становится нормальной!
Последние слова она произнесла подчеркнуто презрительно и резко. Она ненавидела его и была права. Питер сам ненавидел и презирал себя. За то, что пришел сюда, за то, что совершил непоправимую ошибку, которую нельзя простить никогда. В душе он ругал себя, обзывая себя твердолобым болваном, ненасытным кобелем и негодяем.
Он не нашел слов, чтобы ответить Джастине и, едва заметно кивнув, вышел из палаты.
Глаза Джастины снова наполнились слезами. Уткнувшись в подушку, она пролежала так очень долго, пока медсестра не принесла ужин. Девушка была совершенно уверена в том, что унесет все назад нетронутым. Однако запах бифштекса и жареного картофеля заставил Джастину подняться. Обычно вид пищи вызывал у нее тошноту и головокружение. Но сейчас она ощущала, как внутри у нее урчал пустой желудок, давно уже не пробовавший настоящей еды.
Нет уж, хватит! Она будет есть. Все развлекаются, пьют, гуляют, веселятся. Даже Питер. Холенный, жирный мешок, даже он живет припеваючи, делая вид, что ничего не произошло.
Она взяла вилку и стала есть салат. Проглотив несколько мелко нарезанных долек помидора, Джастина почувствовала острую боль в желудке. Ссохшиеся за голодания стенки отвыкли от приема пищи. Джастина скорчилась, зажмурив глаза.
– Что с вами, миссис Хартгейм? – озабоченно спросила медсестра.
– Больно. Желудок.
– Все потому, что вы долго не ели. Ведь так нельзя, – назидательно произнесла девушка.
Она села поближе к пациентке.
– Выпейте молока.
Джастина послушно взяла стакан с молоком и сделала несколько глотков.
Молоко было свежее и приятное. Ей стало легче, и она выпила целый стакан.
– Вот и хорошо! – радостно сказала девушка. – А теперь попробуйте поесть.
Внезапно проснувшийся аппетит удивил Джастину. Она жадно ела бифштекс, закусывая его картофелем и салатом.
– Как вкусно!
Она не подозревала, что пища может приносить такое удовольствие.
– Не торопитесь, миссис Хартгейм. Может быть, на сегодня достаточно? – осторожно прервала ее пиршество медсестра. – Желудок может не выдержать такого обилия пищи. Он должен привыкнуть.
– Он может лопнуть? – с насмешкой спросила Джастина.
– Нет, – девушка улыбнулась.
Эта взрослая женщина показалась ей трогательным, наивным ребенком.
– Просто может произойти несварение.
– Ясно, – Джастина отставила поднос. Медсестра удалилась.
И вот она осталась одна в четырех стенах. Начинало темнеть. Джастина включила настольную лампу. Она не знала, чем заняться. Одиночество и тишина навевали грустные мысли. Она хотела освободиться от них.
Лион увидел Ольвию и поспешил ей навстречу.
– Добрый день! – она протянула руку.
– Здравствуйте, Ольвия. Уезжаете?
– Да.
Ольвия замялась. Они с Лионом находились в одинаковом положении и без слов понимали друг друга.
Оба испытывали неловкость: он из-за жены, она из-за мужа.
