Антонио останавливался и, дергая головой в нетерпении, послушно ждал, пока его спутник догонит его. Он все время смотрел на Патрика с нескрываемым любопытством, будто бы рассматривая какое-то редкое насекомое – во всяком случае, так казалось ему самому. Иногда он даже осторожно трогал его его плечо, как бы проверяя, жив ли он еще…
– Сколько? – спросил Патрик пересохшими губами; язык тяжело ворочался во рту.
Лодочник улыбнулся.
– Уже совсем, совсем близко – какой-нибудь час, и все…
Это звучало как настоящее издевательство, но Патрик, понимая, что ничего сделать не может, да и не в силах сопротивляться, не возражал.
– Еще какой-нибудь час…
Проводник повторял так все время и вновь растворялся в тумане, начинавшем обволакивать его фигуру. Патрик поднимал глаза к небу, стараясь хоть немного передохнуть от слепящего тумана, от постоянной необходимости вглядываться в темноту, обступавшую со всех сторон.
Звезд становилось все меньше.
Почти рассвело.
Даже потом, вспоминая этот страшный переход, Патрик не мог дать себе отчет сколько же времени они прошли таким образом – час, два, десять?
А может быть – целую вечность?
Да, скорее всего, именно так – никогда еще время не тянулось для него так мучительно, так страшно долго, никогда он еще не был до такой степени измотан.
Очень болели ноги.
Вытащить ногу из зарослей колючек – и опустить на шипы, в острую боль. Вновь открыть глаза. Впереди – горы, звезды и проводник. Патрик спросил:
– Откуда у тебя берутся силы?
Проводник хитро улыбнулся.
– А я привыкший… Я ведь родился здесь, на севере, и прожил всю жизнь. Кстати, приятель, а ты откуда родом – судя по всему, ты вроде бы ирландец? – почему-то некстати принялся задавать вопросы проводник. – Из Ольстера или из самой Ирландии? Кто твои родители? А дети у тебя есть? А сколько?
Патрик только вяло улыбнулся в ответ – своим мыслям.
Спустя несколько шагов проводник резко остановился, обернулся и, осмотревшись, склонился над своим спутником, словно рассматривая какой-то очень маленький, трудноразличимый для глаза предмет.
Патрик, с трудом облизав пересохшие губы, глухо прохрипел:
– Где же автострада?
Проводник поднял вверх палец – длинный, скрюченный, с грязным кривым ногтем.
– Здесь рядом, какой-нибудь час – и все, – снова, в который раз за эту бесконечную ночь ответил лодочник.
Неожиданно впереди послышался собачий лай. Протяжно замычала корова. Гулкое мычание разносилось в воздухе, как звук трубы.
Теперь О'Хара был измотан настолько, что уже ничего больше не хотел – только отдохнуть хотя бы полчасика. Идти дальше не было сил. Голова раскалывалась от боли, гудела, как колокол, язык не слушался его, он ворочался во рту, словно комок наждачной бумаги.
– Вода! – воскликнул проводник, указывая на родник в нескольких футах от себя.
Патрик, с трудом доковыляв до источника, умылся, попил прохладной солоноватой на вкус воды. Жжение и сухость во рту от вареного картофеля быстро прошли.
– Зверски устал, – сказал он, опускаясь на огромный валун.
– Да, да, я понимаю.
– Еще долго?
Лодочник как-то неопределенно кивнул в ответ и произнес глухо:
– Ничего, скоро, скоро…
О'Хара посмотрел на часы – была уже половина шестого утра.
Вода родника звонко журчала, будто бы посмеиваясь над его усталостью.
Неожиданно проводник предложил:
– Можешь немного вздремнуть… Так сказать – перед решающим рывком.
Патрик, кутаясь в летнюю куртку, как-то безразлично возразил:
– Но ведь здесь холодно… Я наверняка окоченею, замерзну.
Тот улыбнулся.
– Я дам тебе укрыться.
С этими словами лодочник предупредительно протянул своему измученном спутнику длинный засаленный плащ из грубой материи.
