Греция. Лето на острове Патмос

столько всего связано, хоть о своей страсти к греческой кулинарии; главное, не выболтать правду — в таверне я зарабатываю деньги.

Как и прежде, полицейский участок располагался прямо возле причала на втором этаже построенного итальянцами здания таможни. Автобусная остановка находилась прямо у главного входа, чему я был очень рад — я все еще не отошел после вчерашнего позора в таверне, и мне не хотелось ни с кем разговаривать.

Я быстренько проскользнул в здание и поднялся на второй этаж. Когда вошел в приемную, двое полицейских в светло-серых рубашках и отутюженных темно-серых брюках посмотрели на меня так, словно я был всего-навсего очередным безымянным туристом.

— Мы вас слушаем, — сказали они.

Я назвался и добавил, что меня желал видеть их начальник. Они велели сесть. Один исчез за дверью, а второй принялся копаться в пачке бумаг.

В углу гудел вентилятор. Шторы на окнах были задернуты, чтобы оградиться от яркого утреннего солнца, и приемная была залита тусклым желтоватым светом. С улицы доносился привычный шум, становившийся все громче и громче. Остров постепенно просыпался. Тарахтели проезжающие мимо мотоциклы, перекрикивались друг с другом прохожие — шла обычная жизнь, частью которой мне так захотелось вдруг стать.

Дверь открылась, из-за нее показался полицейский, который велел мне идти вместе с ним. Мы прошли по коридору и остановились у кабинета. Полицейский жестом показал, что мне надо зайти.

К моему огромному удивлению, начальник полиции оказался тем же, что и до нашего отъезда в Ретимно. Нельзя сказать, что мы были друзьями в полном смысле этого слова, однако нам случалось поболтать и сидеть вместе за столиком в ресторанах и кафе. Он был примерно одного возраста со мной, может, чуть моложе, с темными, аккуратно постриженными и уже начинающими седеть волосами. Вид у него был лощеный и сытый — складывалось такое впечатление, что подобный облик присущ греческим полицейским, по крайней мере старших званий, чуть ли не с самого рождения.

Как только помощник закрыл за собой дверь и мы остались наедине, начальник полиции расплылся в улыбке.

— Ти канис, Тома? — спросил он. — Как дела? Как жена и дочка?

Я ему рассказал. И уже было собрался поведать о Мэтте, любви к Патмосу, Греции и греческой кулинарии, как мой собеседник сразу же перешел к делу:

— Тома, без разрешения работать нельзя. Ты это знаешь.

— Знаю. Но есть куча иностранцев, которые помогают в ресторанчиках, магазинчиках, и никто им ничего не говорит, и я подумал…

— Кое-кто нажаловался.

— Вот как! — Я замолчал, ожидая, что начальник полиции назовет конкретные имена, но он лишь молча посмотрел на меня с сочувствием, будто бы и сам был возмущен степенью человеческой низости.

— Итак, что же нам делать? — спросил начальник.

Он воззрился на меня, словно ожидая, что я подскажу ему выход из создавшегося положения. Несколько позже мне пришла в голову мысль, что он намекал на взятку. Почему я об этом тогда не подумал? Мне часто задавали этот вопрос — за долгие годы я неоднократно оказывался в подобных ситуациях, но почему-то такой вариант не рассматривал. Думаю, в этом плане я схож с подавляющим большинством рядовых американцев. Все дело в правилах и нормах поведения, о которых я уже говорил и которые создают нам в реальном мире столько неудобств.

Итак, в ответ на его взгляд я просто уставился на начальника полиции.

В этот момент мне в голову неожиданно пришла идея столь простая и гениальная, что, казалось, она была ниспослана мне свыше.

— Можно я подам заявление на получение разрешения на работу? — спросил я.

Начальник полиции немного помолчал, а потом, пожав плечами, произнес:

— Да. Разумеется. Только тебе его все равно не дадут.

— Но по закону я могу работать, пока жду ответа?

Теперь он замолчал надолго.

— Да, — наконец изрек начальник полиции.

— И сколько придется ждать ответа?

На этот раз он чуть ли не улыбнулся:

— Из Афин? Три или четыре месяца.

— Это будет уже октябрь, — ухмыльнулся я.

Он подался вперед и нажал на кнопку интеркома:

— Коста! Принеси мне бланк заявления на получение разрешения на работу.

Он посмотрел на меня и позволил себе едва заметную улыбку. Что же до меня, то я едва сдерживался, чтобы не кинуться через стол и не заключить его в объятия.

Вернувшись домой и рассказав Даниэлле чудесные новости, я, ликуя, еще до обеда вышел на работу в таверну. Деметра, Мемис и мальчики разделяли мою радость. Озадаченный Теологос смотрел на меня, потеряв дар речи. В его глазах рушилась вся картина мира.

— Что ты такого сделал? — спросил он.

— Ничего, — ответил я. — Просто написал заявление на выдачу мне разрешения. Начальник полиции позволил мне работать, пока не придет ответ.

Не могу с уверенностью сказать, поверил он мне или нет. Подобный выход из положения казался ему слишком простым, слишком честным. Должно быть, я что-то скрывал. Может, я дал взятку? А может, у меня имелись связи в высшем свете?

Меня переполнял такой восторг, что мне было совершенно наплевать на подозрения Теологоса. Естественно, на следующей неделе я даже и не подумал ехать в Хору, чтобы узнать, удалось ли снять с меня сглаз.

Откуда у меня было на это время?

Июль

Несмотря на жару и в отличие от пресыщенного августа, в июле все еще чувствуется свежесть ожидания, ощущение того, что тебе еще все под силу. Люди начинают меняться, скидывают одежду и натираются маслами и средствами для загара, а воздух, мешаясь с ароматом духов и одеколона, дышит предвкушением чего-то хорошего.

Вечером того же дня, когда я посетил начальника полиции, мы в первый раз за много недель позанимались с Даниэллой сексом. Я обвел вокруг пальцев недруга, пытавшегося от меня избавиться, обыграл греков на их же собственном поле, что было сравнимо с победой над долгой, затянувшейся болезнью. Во мне снова проснулся интерес к жизни, которая теперь казалась мне сладкой и радостной, словно вернулись годы моей юности. Секс с Даниэллой, казалось, возвращал нас в забытое прошлое, наполненное чувственностью и страстью. По крайней мере в ту ночь мы словно в самом деле вернулись на прежний Патмос, в то время, когда мы были моложе, а лето пьянило, кружа нам головы.

С новыми силами я ушел в работу в таверне. Мы мчались на всех парусах к пятому августа, празднику Преображения Господня, к тому самому вечеру, который должен был окупить все наши вложения и принести кучу чистого золота. Не думайте, что я напрасно принимал слова знакомых на веру. Я восемь лет провел на Патмосе и своими глазами видел, как с восьми вечера народ начинал ломиться в «Прекрасную Елену» и гулял там, швыряя деньги направо и налево, до четырех-пяти утра. Нет никаких сомнений, что нас ждал джек-пот. Один-единственный вечер должен был окупить все наши затраты.

Тем временем деньги продолжали уплывать в таком количестве и с такой невероятной скоростью, что уследить за ними мог лишь тот, кто согласился бы сидеть дни и ночи напролет за кассой.

Такой роскоши мы себе позволить не могли. У нас не было ни кассы, ни специальных блокнотов с