Алисса удовлетворенно кивнула.
— И, кстати, — продолжал Данни, — перед входом в отель собрался настоящий митинг из рядовых граждан. Я уж не говорю про телекамеры, осветительные прожекторы и целую тучу репортеров, которые держат свои блокноты наготове. Такое впечатление, что сегодня здесь будут присуждать премию «Оскар».
Тепло волной прокатилось по всему ее телу. Все это было ей хорошо знакомо: очередной успех, очередное торжество, только на этот раз самое грандиозное из всех, что ей когда-либо приходилось устраивать.
— Народ хочет знать, кто здесь сегодня появится, — сказала она. — Им нужно видеть лица, платья и… кто с кем придет.
— Другими словами, — заметил Данни, — они пришли сюда вдоволь поглазеть. Как в зоопарк. Думаю, твои гости не удивятся, увидев эту толпищу. Собственно, большинство из них за тем и идет сюда, чтобы быть замеченными. Завтра с утра они бросятся к киоскам за газетами, станут лихорадочно переключать каналы на своем ящике, отчаянно надеясь на то, что пролезли-таки накануне в кадр или в объектив фотокамеры.
Алисса внимательно посмотрела на Данни. «Конечно, — подумала она. — Конечно, именно за этим многие и придут сюда сегодня. Тем же самым и я занималась раньше… до тех пор, пока не поняла, что кроме меня самой в мире есть и другие люди». Она вновь вспомнила про Зу, Джея и Мэг и поняла, что ее друзья не такие. Зу — несмотря на бешеный успех «Тесных уз», которые появились две недели назад и здорово подняли рейтинг телефильмов, — больше нравилось находиться в стороне от прожекторов и камер, она любила вспоминать те времена, когда сидела дома в гостиной на своем диване и никто ее не беспокоил Джей… Ему тоже всегда становилось не по себе от всей этой «светской чепухи». Мэг, невзирая на всю свою заметность, терпеть не могла журналистов, признавая за ними разрушительную силу. И потом, у Мэг будет не простой кавалер — сенатор Райли…
— Данни, я отлучусь на минутку, — сказала Алисса.
— Я нужен?
Она хотела уже сказать по привычке «нет», но передумала. Пора уже действительно перестать считать себя единственным живущим на земле человеком, единственным мажордомом и королевой- пчелой.
— Да, пожалуй. Я хочу, чтобы ты посмотрел на то, что я сейчас собираюсь сделать. А потом можешь сказать все, что думаешь по этому поводу, даже то, что я сошла с ума.
Они вышли в просторный вестибюль с огромными хрустальными люстрами и зеркальными стенами. Он уже был предупредительно огорожен медными стойками, соединенными красными бархатными канатами.
— Куда мы идем? — спросил Данни.
— На улицу.
— Ты что, не в себе? Я же говорю: там сейчас вавилонское столпотворение!
Алисса только улыбнулась в ответ, не замедляя шага.
— Я же предупредила: потом, все свои мнения потом, — сказала она, приближаясь к высоким, украшенным лепниной дверям.
Два охранника, стоявшие у дверей, отошли, пропуская Алиссу и Данни. Ей показалось на мгновение, что один из них даже отвесил ей поклон. Перед ними возник швейцар:
— К вашим услугам, миссис Пэйдж.
— Откройте, пожалуйста, двери. Я должна сделать объявление собравшимся на улице.
После секундного колебания швейцар повиновался. Когда двери раскрылись перед Алиссой настежь, у нее захватило дух. В уши ударила невероятная какофония звуков. Толпа заполняла собой ступеньки крыльца, всю улицу и автостоянку. «Море лиц». Это выражение, вычитанное когда-то в одной из книг, запомнилось ей. Теперь перед ней наяву волновалось это безграничное море. Накануне во все средства массовой информации были разосланы пресс-релизы, и в этот час к отелю явился, казалось, весь мир.
Данни склонился к ее уху и шепнул:
— Я же предупреждал тебя.
Она улыбнулась и подняла руки над головой, пытаясь успокоить это людское море.
— Леди и джентльмены, — крикнула она во весь голос, который, впрочем, потонул в общем гвалте.
К ней вновь подошел швейцар и передал беспроводной микрофон. Алисса включила его и начала снова:
— Леди и джентльмены! — повторила она. На этот раз ее услышали, и шум стал постепенно затихать. — Прошу вашего внимания!
Стало еще тише. Но Алисса решила дождаться полной тишины.
— Леди и джентльмены! Меня зовут Алисса Пэйдж. Рада видеть, что наше событие заинтересовало такое большое количество людей.
Ответом ей был многоголосый веселый хор.
Она подняла руку. Толпа снова утихла.
— К сожалению, билеты давно распроданы. Если же вы хотите остаться здесь и наблюдать за прибытием гостей, убедительно прошу вас соблюдать правила вежливости!
Кто-то что-то возмущенно крикнул, потом опять наступила тишина.
— Кроме того я хотела бы обратиться непосредственно к представителям прессы.
Снова осуждающий шумок.
— Спасибо за то, что вы пришли сюда сегодня. Однако я, как хозяйка вечера, должна просить вас остаться на улице. Репортеров сегодня не пустят ни в зал, ни в фойе.
Толпа сердито зарокотала.
— Эй, леди, я приехал сюда из самого Вашингтона!
— Слушайте, ну хоть одним глазком!
Алисса вновь заговорила в микрофон:
— Мне очень жаль, но мое решение окончательное. Работайте здесь, на улице, никто вам мешать не будет. Но повторяю свою просьбу: соблюдайте правила вежливости по отношению к гостям, которые вскоре начнут прибывать.
— А как же интервью? — крикнул кто-то в спину Алиссе, которая уже скрылась вместе с Данни в доме. Швейцар закрыл за ними двери.
Данни присвистнул:
— Ты не пустишь внутрь прессу? Но мне казалось, что тебе хотелось получить громкую рекламу.
Алисса пожала плечами:
— Мои друзья терпеть не могут эту публику.
— А как же те, кто заплатил тысячу баксов только за то, чтобы увидеть свою физиономию на первых полосах завтрашних изданий?
— Перебьются. И, может быть, им посчастливится понять сегодня, что в жизни есть вещи куда важнее того, «что люди подумают и что люди скажут». Я поняла это, увы, слишком поздно. И Роберт тоже.
Они вернулись в зал.
Данни покачал головой, окинув взглядом комнату.
— Кстати, о Роберте. Тебе не кажется странным то, что его не будет здесь сегодня?
— Немного кажется, — честно призналась она.
Данни улыбнулся и коснулся рукой ее щеки.
— Я горжусь тобой. За то, что ты только что сделала, — сказал он. — Ладно, пойду проверю птичек.
Алисса улыбнулась и спросила себя: «Интересно, понимает ли он вообще, что в последние дни именно он не дал мне сойти с ума и умереть от отчаяния?»
Она провожала глазами Данни, который направился к эстраде, задрапированной белым шифоном и украшенной по обеим сторонам пятнадцатифутовыми бело-золотистыми клетками. В клетках ворковали
