«Больше отвечает интересам фирмы». Эти слова неприятным эхом отозвались в ее сознании.
— Конечно, — продолжал Джордж, — имей в виду, что мы можем вызвать тебя в любой момент, если возникнет какая-нибудь острая ситуация с теми делами, за которые ты отвечаешь. И еще. Нам кажется, будет лучше всего, если передать прессе, что ты берешь отпуск по семейным обстоятельствам.
Мэг устремила взгляд в спину этого коротышки:
— У меня нет семьи, Джордж.
Он обернулся. Лицо его побагровело:
— В таком случае придумай себе ее, черт возьми! Ты не пожелала расшифровать нам, что означают эти твои «личные обстоятельства», и нам остается только догадываться, что за этой формулировкой скрывается нечто, что газетчики могли бы использовать для того, чтобы бросить тень на нас всех, на нашу фирму. Но никому и в голову не придет что-то вынюхивать, если будет объявлено, что у тебя, скажем, заболел кто-то из родных.
— Значит, это все, о чем ты волнуешься, Джордж? Об имидже фирмы?
На секунду в ее сознании промелькнул образ Эйвери.
Джордж устремил на нее горящий взгляд:
— Фирма платит тебе зарплату, Мэг. Не забывай об этом.
Мэг покачала головой:
— Нет, Джордж. Если о чем и не стоит забывать, так это о людях. — Она обвела быстрым взглядом свой кабинет, один вид которого говорил о том, что его владелец добился в этой жизни профессионального успеха. Но вдруг эта комната показалась ей пустой, голой и враждебной. Мэг вновь перевела глаза на Джорджа. — Передайте, пожалуйста, компаньонам, что я благодарю их за проявленное по отношению ко мне участие, но я решила не брать шестимесячный отпуск.
Выражение, которое появилось после этих ее слов на лице Баскомба, было недвусмысленным: «Житья с бабами нет!»
— Я увольняюсь, — сказала Мэг, вглядываясь в его круглое лицо. Оно будто окаменело. — Мою долю можешь переслать мне на дом.
Джордж поправил галстук.
— Дура, — сказал он и вышел из кабинета.
Она проводила его взглядом, зная, что уже через несколько дней ее фамилия будет убрана с таблички на двери и с официальных бланков фирмы.
Мэг рассказала Данни о том, что ушла из фирмы, не раньше чем их самолет поднялся над землей на тридцать тысяч футов. За ночь она на удивление хорошо выспалась и восстановила душевное равновесие.
Он задумчиво пожевал холодный омлет, а потом сказал:
— Что ж, с твоей характеристикой можно будет стучаться в любые двери.
— На самом деле ты хочешь сказать, что Джордж был прав, когда назвал меня дурой. На самом деле ты хочешь сказать, что после нашей фирмы любая моя новая работа будет ступенькой вниз.
Он сделал большой глоток из своей чашки с кофе:
— Да.
Мэг глянула мимо него в иллюминатор. Самолет мягко плыл над безбрежным облачным покрывалом.
— Видишь ли, я вообще собираюсь бросить уголовные дела.
— И чем займешься?
Мэг пожала плечами:
— Семейным правом, наверно. Словом, чем-нибудь более значительным.
— В семьях тоже бывают преступники, Мэг.
— Прекрасно. Пусть они обращаются к Баскомбу. А я буду работать с остальными.
Данни присвистнул:
— Просто не верится в то, что ты уходишь. Желтым газетам это не понравится. За кем же им теперь бегать по коридорам здания суда?
Мэг принялась за кукурузные оладьи.
— Желтым газетам все равно. Никого мой уход не обеспокоит, я в этом уверена.
Данни откинулся на спинку своего сиденья.
— Все началось с Холли Дэвидсон, не правда ли?
— Нет, Данни. Все началось много лет назад. Я всегда хотела другого. Потом курорт, знакомство с Зу и Алиссой… Даже встреча со Стивеном. Все это открыло мне глаза на то, что в жизни кроме чепухи есть еще много чего.
Данни рассмеялся:
— Это Алисса Пэйдж открыла тебе глаза на то, что в жизни кроме чепухи есть еще много чего? Забавно.
— По-своему и она тоже. Я знаю, она тебе кажется немного странной, но…
— Немного? Милая, это слишком мягко сказано.
— Ты виделся с ней?
— Да, передал информацию, которая ей была нужна. Дело закрыто.
— Интересно, что из этого вышло?
— Кто знает? Да и кому это интересно?
Подошел стюард и забрал у них подносы.
— А ты неравнодушен к ней, да?
— К кому?
— Да ладно тебе, Данни. К Алиссе, конечно. Мне кажется, что она тебе понравилась.
— Это одинокая, богатая и замужняя женщина, только и всего.
— Только и всего?
— Только и всего.
— Тогда я задам тебе другой вопрос: почему ничего не вышло?
— Не знаю даже. Теряю форму, наверно. Впрочем, ты не уходи от темы разговора.
Мэг закрыла глаза и откинула голову назад.
— Хорошо. Ты тоже не уходи.
— Как твой друг? Который из Вашингтона.
Мэг полулежала в своем кресле, не открывая глаз, и чувствовала, что ее тело вновь начинает неметь, как тогда в кабинете во время разговора со Стивеном. Интересно, почему это всегда происходит с ней, стоит ей только вспомнить о нем?
Тут она подумала о начинающейся новой жизни, свободе, и оцепенение стало проходить.
— Я вчера с ним виделась, — ответила она.
— И?
— И ничего. Сегодня утром проснулась, приняла душ, оделась, встретилась с тобой в аэропорту и села на этот самолет.
— А до этого? Ночью?
— Спасибо за заботу. Лохматый составил мне компанию.
— Какой Лохматый?! Ах да, Лохматый… Опять этот Лохматый.
Некоторое время они молчали. Ровный рокот двигателей постепенно убаюкал Мэг. Она не понимала, почему ей так легко и хорошо сейчас? Только вчера бросила работу и, наверно, карьеру. Только вчера бросила любимого человека. Уже во второй раз.
Но в эту минуту Мэг почувствовала лишь то, что ей хорошо в ее джинсах и футболке, что ей приятно ощущать покалывание у корней волос, собранных сзади в узел, легко сидеть сейчас без профессиональной маски, с которой она жила в Манхэттене. Она летела навстречу неизвестности, и это обстоятельство волновало и интриговало пуще любой работы, любого сложного дела. Кто знает, что случится с ней завтра? Но сегодня она полна решимости помочь Зу отыскать сына. Наконец-то она делает что-то полезное, значимое.
