Размышляю о сновидениях. Какой же силой они обладают! И как глубоко они способны приблизить человека к пониманию сути своей жизни. Жизнь — как поток различных цветных обрывочных картинок, образов, впечатлений. Жизнь — как поток и смутных, неосознанных, и ярких, отчётливых сновидений. Жизнь — как одно большое сплошное полотно разворачивающегося Сновидения!.. Жизнь — как быстротечный полусон с кратковременными пробуждениями…
В моём сознании стали звучать голоса. Вспоминаю одно сновидение…
— Смотри! Смотри! — подавленно вскрикнула молодая женщина лет тридцати, обращаясь к другой, пожилой. — Как быстро он меняет свои сны! — Женщина старалась кричать негромко, чтобы не обратить на себя внимание, и при этом подавала знаки своей партнёрше.
«Он быстро меняет…» «Он» — это про меня. Только что я с трудом вырвался из очень плохого мрачного сновидения. Там на меня нападали, хотели замучить, задушить. То, что я в темноте не мог различить нападающих, осложняло мою ситуацию. Я был испуган, раздражён и очень возбуждён. Чьи-то острые, цепкие пальцы уже яростно схватили меня за шиворот, другие стали безжалостно сжимать горло, но в последний момент я успел вырваться и на энергии страха резко взмыл в воздух. Я — летел! Мои враги негодовали внизу, во мраке, а я стал для них недосягаем. Во сне, как известно, мы умеем летать…
Я отлетел достаточно далеко и через некоторое время на скорости проник сквозь стены какого-то высотного дома в большую и светлую жилую комнату…
С определённого момента ко мне пришло дневное сознание, но я был ещё очень возбуждён и по инерции всё ещё отбивался от воображаемых врагов. Я визуализировал в своей руке то острый сверкающий нож, то чёрный пистолет, то пытался снять с плеча винтовку и передёрнуть затвор. При этом я окружал себя всё новым и новым воображаемым пространством, заворачивая своё тело в различные одежды древнего воина, солдата, абстрактного Героя… Оригинальным явилось то, что одновременно у меня работало и объёмное зрение (внимание!), которое и позволяло оценить и обстановку квартиры и различить её обитателей, двух женщин, и даже заметить проход в другой просторный зал. В комнате было опрятно, уютно и тихо, — я один нарушал тишину, — а её обитатели вскоре выжидательно смолкли и внимательно меня разглядывали, уверенные в том, что они мною не замечены. Одна женщина в знак молчания даже приложила палец к губам…
А я в запале продолжал менять свои сны! Я размахивал холодным оружием, стрелял, боксировал, рассекая воздух… Всё это моё действо энергетически не простиралось слишком далеко и занимало незначительный объём и площадь. Странным же было и то, что энергии моего возбуждения хватало лишь только для того, чтобы едва «материализовав» новые формы моего очередного сна, тут же их растворять, чтобы явить новые. Причём небольшое пространство каждого моего нового сновидения накладывалось на пространство квартиры, в которую я так бесцеремонно влетел. Но последняя при этом оставалась ничем не затронутой. А это говорило о том, что я попал не в новое дополнительное сновидение, а в некий реальный энергетический мир и нарушил покой проживающих здесь существ (людей?)!
Как известно, все человеческие сновидения обладают одним общим и очень характерным признаком; они очень летучи, а формы сновидческого пространства крайне нестабильны, неустойчивы и стремятся по ассоциативному принципу к дальнейшему развитию и превращению. Квартира же с двумя женщинами, в которой я менял свои сны, всё время, пока я в ней находился, оставалась неизменной…
Наконец, энергия моего возбуждения иссякла, я успокоился, вышел из своеобразного самогипноза и познакомился с женщинами. Они оказались не только разумными, но и мудрыми. Женщины владели эзотерическими тайнами и дали мне очень много полезных советов в отношении практики сновидений, включая отдельные предупреждения. Они сообщили мне, что были когда-то людьми, но уже давно не живут в моём мире… Мы попрощались. Я постарался запомнить их дом и это пространство, чтобы прилететь к ним снова. Когда я спускался из данной плоскости сновидения, откуда-то из нижних этажей здания на меня снова напали. И на этот раз в роли нападающей оказалась женщина. Но в отличие от моих новых интеллигентных, доброжелательных знакомых, она выглядела неряшливо и была похожа на опустившуюся алкоголичку. Её лицо было перекошено от злобы, зависти и неприятия. А тело стремительно приближалось ко мне, последовательно вытягиваясь и сжимаясь в длину, как ведёт себя при полёте только астральное тело, или, сгибаясь и разгибаясь, подобно прыжку чёрной пантеры, набирающей в движении силу для нападения. И я, защищая себя от удара, — реального энергетического удара! — мгновенно нырнул в своё спящее тело. Но на входе в него нападающая успела меня «зацепить». После короткой схватки я всё же выскользнул из её цепких объятий и мгновенно обрёл физическую плоть. В следующий миг я уже проснулся и ещё некоторое время с недоумением ощущал силовое сопротивление собственных астральных рук и упругое болезненное энергетическое движение некой невидимой массы надо мной и прокалывание в области живота. Астральная агрессивная сущность ещё продолжала бушевать, но её очень быстро усмирила моя тихая, спокойная страхующая молитва. Я — воин Света, а мой меч и щит — молитва…
Это моё сновидение отразило мои духовные борения, блуждания и энергетический конфликт. В тот период меня разрывали противоречия, я пребывал на перепутье между чёрной магией толтеков, — движением в низ, во тьму, и — чистым путём христианской Любви, — полётом вверх, к свету.
— Да, сновидение — это определённо некоторая энергетическая реальность, закрытая для большинства людей, — продолжаю размышлять я, уютно покачиваясь на верхней полке поезда и в полудрёме посматривая на пробегающие пейзажи за окном. — Это сновидение позволило мне многое понять, как оформляется сюжет, и как он начинает развиваться, что его поддерживает и как он зависит от эмоционального состояния человека. Фактически и наяву каждый субъект окружает себя собственным полем психического излучения и влияния. Поля людей пересекаются… Сновидения стали раскрывать мне свои секреты именно с тех пор, как я серьёзно занялся практикой сердечной мантры.
Мчит, несёт меня поезд времени, рассекая границы общего и частного, личного и трансперсонального. Стучат тяжёлые железные колёса. Я еду в город Ленинград. Лениград, Петербург…
Я очень люблю этот город. Он представляется мне громадным одушевлённым существом, человеком-великаном, воплощающим в себя коллективное, многомерное и монолитное сознание. Это выражется в неповторимости форм и настроений самого города. В те редкие дни, когда наша семья была дружной, мы втроём — папа, мама и я, белобрысый малыш в сереньком пальтишке, — периодически гуляли по набережным Невы. В такие часы родители казались мне большими, прекрасными и счастливыми богами, которые знают, как правильно жить, и которые и меня создали для этой великолепной, интересной и нескончаемой жизни. Сам я на таких прогулках чувствовал себя, ни убавить, ни прибавить, — чистым, радостным ангелом, ангелом любви, соединяющим сердца богов. Лицо моё светилось от счастья, как это бывает только на лицах малых детей. Я был в центре внимания! Я сплачивал союз двух могущественных богов и сам был предназначен для того, чтобы стать богом. Чувствуя собственную значимость, я весело вышагивал посредине, держась за папину и мамину руки, изредка на них повисая. После длительного ожесточённого и злого развода родителей я и сам стал злым. Я стал ангелом обиженным, растерянным, отверженным, а ещё через несколько лет, окунувшись в пространство страстей и грехов, — ангелом падшим и чёрным. Мою детскую любовь предали: в озлоблении и ненависти я шагнул в молодую самостоятельную жизнь. Мне хотелось мстить миру за его несправедливость, я ненавидел своих родителей, особенно отца, и в ответ мне хотелось прожигать жизнь…
Однако ленинградские каменные львы и контуры адмиралтейства сохранили следы моего преходящего детского счастья. Мне вообще всегда нравился Ленинград с его удивительной архитектурой: торжественными арками, подиумами, портиками, монументами, памятниками, оградами, мостами и старыми замкнутыми двориками. Ленинград — это застывшая царственная красота, запечатанная историческая музыка. Это город-сказка, город-мечта, добрый город-призрак… Уже тогда, в раннем детстве, я ощущал, что этот город разумный и живой. Мне приходилось жить во многих городах, но в Ленинграде очень сильно пахнет моим детством!
Сначала мы жили на улице Расстанной, недалеко от Волкова кладбища, и когда меня спрашивали:
— Где ты живёшь, пацан? Я отвечал:
— На Волковом кладбище…
Петербург — это не только печать великого Петра, он для меня ещё и Ленинград — моя собственная грусть, ностальгия, нежность и трогательность прикосновения, встреча и прощание с прошлым…
