Урсула сжималась в комок и пряталась под своим плащом.
Мать объясняла — с ней дочь, ребенок, она не вполне здорова… От телеги отходили, ворча, и Урсула переводила дыхание.
Затем вокруг потянулись леса. Здесь было уже не так жутко. По крайней мере, не было поблизости чужих людей, и девушка начала выглядывать из-под плаща и озираться по сторонам. Она видела стволы деревьев, птиц, кусты. Солнце садилось, разбрасывая по небу багровые, желтые, фиолетовые полосы, и Урсула, глядя сквозь ресницы, чтобы не так болели глаза, любовалась этим совершенно новым для нее зрелищем.
Ветер больно ранил ее изнеженную кожу, но заботливая мать взяла с собой масло и время от времени натирала им дочери щеки. Урсуле было неприятно ощущать себя липкой, но все же это лучше, чем струпья и расчесы, которыми стращали ее родители.
Они уже начали верить в то, что им удастся беспрепятственно миновать леса и добраться до польской границы.
Отец строил планы на будущее. Возможно, они сумеют устроиться на новом месте и благополучно доживут до дня, когда можно будет вступить в наследство. Урсула будет жить как королева. Ей сошьют самые роскошные платья. На ее столе будут самые изысканные кушанья. Она начнет заниматься музыкой, сможет покупать себе книги.
— Я поеду путешествовать! — объявила вдруг Урсула, слушавшая эти разговоры.
Оба родителя дружно уставились на свое дитя.
— Да, — подтвердила девушка, машинально размазывая пальцами масло по всему лицу и затем вытирая их о плащ. — Я хочу увидеть мир и все его чудеса. Столько интересного и красивого есть вокруг! Если в книгах написана правда…
— В книгах не всегда пишется правда, — перебила мать. — Мы с тобой это уже обсуждали. Часто в книжках просто сочиняют разные глупости для развлечения читателей.
— Это неважно, — Урсула тряхнула головой и зажмурилась. — Я больше никогда не буду сидеть в комнате!
Мать с отцом переглянулись. Потом отец осторожно начал:
— Урсула, это опасно. В мире полным-полно людей…
— Но я ведь буду богата, — напомнила девушка, — у меня будут слуги, охрана. Как у принцессы. Вы ведь обещали мне, отец!
— Правда, — проворчал он.
И тут по лесу раскатился долгий свист. Лошадка, сразу ощутив опасность, фыркнула, мотнула головой и остановилась.
Как по волшебству, из-под земли, из-за кустов, кажется — отовсюду — возникли какие-то незнакомые люди.
Они молча, без улыбки, скалили зубы и посверкивали глазами. Один из них протянул руку и взял лошадку под уздцы, второй оттолкнул в сторону женщину и запустил пальцы в тюки, третий ухватил Урсулу за плечи и встряхнул.
— Брысь! — сказал он беззлобно.
Урсула обмякла — силы оставили ее. Разбойник просто снял девушку с добра, наваленного на телегу, уложил на траву. Отец неожиданно вытащил из-за пояса длинную пистоль, драгоценнейшую вещь, и выстрелил.
Гром вспорол вечернюю тишину, как будто кусок ткани оторвали, и тотчас сладкий лесной воздух бы испорчен кислой гарью.
Лавочник из Тарваста изумленно уставился на свое оружие: оно по-прежнему дымилось, а разбойники по-прежнему были целы и невредимы.
Один из них подошел к отцу девочки вплотную и подтолкнул его плечом.
— Что? — сказал он. — Ищешь свою пулю? Да? Хочешь знать, почему никто не умер?
— Да, — пробормотал лавочник.
Разбойник изъяснялся на очень ломаном языке, но торговец, привыкший находить взаимопонимание с любым, кто посетит его лавку, понял и этого человека.
— Вон твоя пуля, — разбойник показал пальцем на березу. На белой коре появилось новое пятно. — Ты промахнулся. Мне бы такую пистоль, я бы тебя в упор убил.
Он помолчал, подумал немного, а потом сказал:
— Знаешь что? Заберу-ка я у тебя эту штуку!
Лавочник отвел руку.
— Не трогай!
Разбойник обернулся к своим товарищам, двинул дочерна загорелым лицом:
— Ребята! Он мне запрещает трогать свои вещи!
Кругом захохотали. Разбойник без труда отобрал у отца Урсулы пистоль, а когда тот попытался огреть грабителя камнем, сильно ударил его по виску.
Урсула, тихо постанывая, корчилась на земле под плащом. Ей хотелось убежать, но ноги, слабые и короткие, вряд ли унесли бы ее далеко. Тем не менее она набралась храбрости и отползла в кусты.
С яростью тигрицы мать Урсулы пыталась защитить свое добро. Она действовала успешнее супруга, поскольку орудовала более привычным для себя оружием — кухонным ножом. Ей удалось ранить двоих, прежде чем ее убили.
— Вредная женщина, — беззлобно сказал разбойник, что ударил отца Урсулы. Он наклонился над своей жертвой и вдруг свистнул сквозь зубы: — Братцы, этот тоже готов. Я ему голову проломил. Ей-богу не хотел!
— А что с девчонкой делать? — спросил разбойник постарше.
— А, точно! С ними ребенок был, — вспомнили остальные.
Начали озираться в поисках девочки, но той и след простыл.
— Да ну ее, — сказал наконец убийца отца Урсулы. — Она несмышленыш. Все равно в лесу пропадет.
— Жалко же, — возразили ему.
— Мне тоже жалко, — сказал убийца. — Не надо было удирать. Не пойдем же мы искать ее. «Бедная девочка, мы убили твоих маму и папу, так что теперь ты будешь нашим ребенком». Так, что ли?
Он плюнул.
— Давайте лучше посмотрим, что там у них на телеге. Стоило ли драться за это хвирябье насмерть!
Урсулу не нашли, хотя она скрывалась совсем близко, под кустом. В сумерках темный ее плащ сливался с землей и делал спрятавшуюся девушку почти неотличимой от кочки, на которой та лежала. Ей было холодно. Ее колотила крупная дрожь — такая, что зубы стучали. Она боялась, что этот стук выдаст ее, однако по счастью его не услышали. Чужие люди увели лошадь, утащили телегу. Урсула не знала, куда подевались ее родители. Она никогда не видела смерть и не предполагала, что такое может случиться с ней самой или ее близкими. То, что испугало ее, не имело для девушки никакого названия. Оно представлялось ей чем-то бесформенным и темным, чем-то таким, где можно пропасть и где только что сгинули единственные два человека, которых она знала в своей коротенькой жизни.
Постепенно холод и сырость пропитывали ее тело, проникали к самому ее сердцу. Она решилась пошевелиться, преодолевая страх. Ей казалось, что малейшее движение — и то, жуткое, которое сторожит ее поблизости, набросится и уничтожит ее, утащит в бездну, как уже утащило мать с отцом.
Однако ничего не произошло.
Урсула повторила попытку. На этот раз она оперлась ладонями о землю и с трудом села. Перед глазами вспыхнули и погасли искры. Уже совсем стемнело. Девочка встала на ноги и подождала, пока привыкнет к этому положению.
Затем она сделала шаг в сторону. Второй. Третий. Пошатываясь, она побрела прочь, не понимая, куда идет и на что надеется.
Иона наткнулся на нее случайно. Поначалу он испугался. И было с чего. Из чащи, слепо вытягивая
