ствола огромного дуба и звал свою собаку — короткошерстную белую собаку с острым розовым носом. Молодой человек медленно двинулся к Оливии. Наконец приблизившись, он спросил:
— Вы — Оливия?
Ее лицу стало жарко.
— Оливия? Какая? — спросила она.
— Мать Кристофера. Энн говорила, вы приедете погостить.
— Ясно, — сказала Оливия, сунув руку в карман и нащупывая темные очки. — Ну вот она я.
Она надела очки и отвернулась посмотреть, где Догфейс.
— Вы у них в доме остановились? — после паузы спросил молодой человек, а Оливия подумала, что вообще-то это вовсе не его дело.
— Да, — ответила она. — Подвал у них очень симпатичный.
— Ваш сын засунул вас в подвал? — спросил человек, и Оливия с неприязнью подумала, что это уж совсем нехорошо с его стороны.
— Это очень приятный подвал, — сказала Оливия. — Он меня вполне устраивает.
Она глядела прямо перед собой, но чувствовала, что он на нее смотрит. Ей хотелось спросить: «Вы что, никогда раньше старух не видели?»
Оливия смотрела, как пес ее сына нюхает под хвостом у пробегающего мимо золотистого ретривера, чья молодая, пышногрудая хозяйка держала в одной руке железную кружку, а в другой — поводок.
— В некоторых из этих старых особняков в подвалах водятся крысы и мыши, — сказал ее собеседник.
— Никаких крыс, — заверила его Оливия, — очень милый паук-косиног прошагал мимо. Ничуть меня не побеспокоил.
— Должно быть, практика у вашего сына идет вполне успешно. Сейчас эти дома стоят целое состояние.
Оливия не ответила. То, что он посмел это сказать, было слишком вульгарно.
— Бланш! — позвал молодой человек, отправившись за своей собакой. — Бланш! Ко мне,
Бланш не проявляла ни малейшего намерения выполнить приказ. Оливия увидела, что Бланш нашла старого, подохшего голубя, и тут ее хозяин просто обезумел от ярости.
— Бланш, фу! — кричал он. — Бланш, брось это!
Из длинной пасти собаки свисала кровавая гадость, и Бланш рванулась прочь от приближавшегося к ней хозяина.
— Господи Иисусе! — воскликнула пышногрудая владелица золотистого ретривера, так как окровавленные внутренности голубя, выскользнув из пасти Бланш, оказались прямо перед ней.
Оливия подозвала Догфейса, прищелкнула поводок к его ошейнику, повернулась и направилась домой. Перед тем как подойти к дому, она оглянулась и увидела, что молодой человек переходит улицу с Бланш на поводке и попугаем на плече. Странное чувство потери ориентации вдруг овладело Оливией. Так это и есть
Кухня была пуста. Наверху в душе шумела вода. Оливия тяжело опустилась в деревянное кресло. Когда-то она знала имя каждого из шестерых. Сейчас она не помнила ничего, только имя жены — Роза, и девочки — кажется, Андреа? Шон, вполне вероятно, мог быть одним из самых младших. Но сколько тысяч Шонов О'Кейси бродит вокруг, и какое это на самом деле имеет значение? Словно вспоминая что-то вдруг услышанное о каком-то дальнем родственнике, Оливия сидела в темной кухне и вспоминала о той женщине — о себе, — как она думала, что если бросит Генри и уйдет к Джиму, то будет готова сделать все что угодно для его детей — такой огромной казалась ее любовь к нему.
— Кристофер, — сказала она. Он вошел на кухню с мокрой головой, но уже одетый для работы. — Мне кажется, я встретила твоего жильца в парке. Я не знала, что у него, кроме религиозного попугая, еще и собака есть.
Крис кивнул и стал пить кофе из кружки, стоя у раковины.
— Он мне ни капельки не понравился.
Кристофер поднял одну бровь:
— Какой сюрприз!
— Он показался мне ни капельки не приятным. Я предполагала, что истинные христиане считаются приятными людьми.
Ее сын отвернулся — поставить кружку в раковину.
— Если бы у меня хватило энергии, я бы рассмеялся, но Эннабел опять сегодня не спала, и я устал.
— Кристофер, а что там за история с матерью Энн?
Он вытер кухонным полотенцем стойку — одним широким взмахом и ответил:
— Она алкоголичка.
— Ох, боже милостивый!
— Ага. С ней просто беда. А ее отец, теперь покойный, — хвала Господу, как сказал бы попугай, — служил в армии. Заставлял их каждое утро отжиматься от пола на руках.
— Отжиматься от пола на руках? Ну, я вижу, у вас обоих оказалось много общего.
— Что ты имеешь в виду?
Оливии показалось, что лицо сына чуть порозовело.
— Я просто иронизирую. Представь, как твой отец заставляет тебя отжиматься от пола на руках.
То, что он не нашел нужным ей ответить, несколько выбило Оливию из колеи.
— Твой жилец интересовался, как это ты смог позволить себе купить такой дом, — сказала она.
Он сердито нахмурился, снова став хорошо знакомым ей Крисом.
— Это не его дело, черт возьми!
— Конечно нет. Я сама точно так же подумала.
Кристофер взглянул на часы, и Оливия вдруг испугалась, что вот он уйдет и она останется одна с Энн и ее детьми в этом темном доме.
— Сколько времени тебе надо ехать до работы? — спросила она.
— Полчаса. В часы пик метро набито до отказа.
Оливия никогда не ездила на метро.
— Крис, тебя не беспокоит возможность нового акта?
— Акта? Террористического акта?
Оливия кивнула.
— Нет. Вроде как нет. Я хочу сказать, это все равно случится, так что нельзя ведь только и делать, что вечно сидеть и ждать.
— Ну да. Я понимаю.
Крис провел пятерней по мокрым волосам, раз-другой встряхнул головой.
— Тут на углу был магазинчик, его держали парни из Пакистана. В магазине почти ничем не торговали — несколько маленьких кексов к чаю, бутылочка коки. Явно прикрытие для чего-то другого. Но я всегда по утрам там останавливался и покупал газету. Парень был по-настоящему любезен. «Как ваш дела сегодня?» — обычно спрашивал он, открывая в улыбке пожелтевшие зубы. Он улыбался мне, а я улыбался ему, и было как бы понятно, что он ничего против меня не имеет, но, если бы он знал, какая станция метро сегодня взлетит на воздух, он улыбнулся бы мне и спокойно глядел бы, как я туда спускаюсь. — Крис пожал плечами.
— Откуда ты знаешь?
— Я не знаю. И в то же время знаю. Магазин закрыт. Парень сказал, ему надо возвращаться в Пакистан. Это было в его взгляде, мам, вот и все, что я могу сказать.
