— Это вешки больших сетей? — спросил я.
— Ага, сетей на нашего брата. Тут внутренняя кромка минного поля'
Швеция — видна в перископ. От неё отделяет только кромка минного поля, ряд вешек. Одно дело видеть свою точку на карте, и другое — увидеть мирную, тихую Швецию в оптике военного прибора, ясным голубым утром. Человека с определенным типом психики такое видение может сильно зашибить. Особенно, если такой человек чванлив, имеет безграничную власть, и труслив. Его первый боевой поход на подводной лодке. Муть в голове от нехватки кислорода, вечная боль в ушах от перепадов давления. Кругом железо в смазке. Блевотина от качки при всплытии. Грязно, вонюче, душно, холодно, мокро—и ещё животный страх. Погружения, всплытия, подрывы антенных мин снизу и сверху, глубинные бомбы, атаки.
Как возвращаться, через всю Балтику, через весь Финский залив, если гирокомпас и половина механизмов не работают? А в горле финского залива и у Гогланда десятки минных заграждений, а на фарватерах тебя уже ждут вражеские сторожевики с бомбами... Как тут не захотеть в счастливую страну Швецию? Очевидно, такие настроения нашли отклик. Отсюда: 'западня', 'неожиданно свалившаяся на нас беда', “тяжелая обстановка... '
Есть ли свидетельство о 'нехороших настроениях' на 'Л-3' — в подцензурной литературе?
Есть.
Грищенко
Я приведу одну фразу. Зонин пишет в 1957 году о старой лодке 'Л-3': '...когда-то в ней жили люди коллективом со страстями, радостями и горестями, борясь и побеждая не только фашистов (!), но и все скверное, что цеплялось за отдельные души, мешало общему горению, общему накалу и свету'.
Я удивляюсь, что цензура в 1979 году это пропустила.
От Зонина в 57-м году требовалось мужество особого рода, чтобы написать такое (Да, Зонин уже вышел из лагеря, уже прошел XX съезд, уже разгромили антипартийную группировку Молотова, Маленкова, Кагановича — но всё же...).
От Грищенко требовалось мужество в 77-м, чтобы включить такое в свою рукопись (Леонид Ильич гулял в Кремле с маршальской звездой на шее и с золотой саблей на боку...), но Грищенко делал рукопись: 'умный поймет, дурак не разберется'. Однако, разбирались. Велась ли борьба против той правды, что просочилась в книге 'Соль службы'?
В 83-м году в 'Молодой гвардии' вышла книжка Грищенко 'Схватка под водой'. Та же самая, лениздатовская 'Соль службы', только кое-что в ней добавлено и очень многое вычеркнуто. Я с интересом её листал, глядя, насколько возможно испортить мою работу. Есть у меня листочек с двумя длинными колонками цифр (номерами страниц): перечень уж вовсе вопиющих 'разночтений'. Качество издания у 'молодогвардейцев' всегда было удручающим. Зато эти бодрые ребята (и девы) были рупором Старой Площади.
Хамство их — безгранично. Грищенко цитирует дневник мичмана Сидорова, исторический документ, хранящийся в Центральном военно-морском музее. 'Патриоты-молодогвардейцы' считают себя вправе вымарывать из документа любые фразы (они не ставят знака, указывающего, что часть текста выпущена), и даже заменять имена.
У мичмана Сидорова в дневнике
В Московской книжке 'Схватка под водой', что вышла четыре года спустя, этот абзац изъят. Причем издатели-комсомольцы даже поленились 'связать концы'. Они соединили абзац предшествующий и последующий. За что вычеркнули сведения о награждении моряков 'Л-3'? Может быть, сама тема этого похода занесена в некий 'черный списочек'?
Меня спрашивали: почему, говоря о капитан-лейтенанте Афанасьеве, я не ссылаюсь на сс. 38-40 'Схватки под водой', там Грищенко пишет о своей встрече с Афанасьевым в Таллине 9 июля 41-го. Мне видится, что Грищенко применил 'литературный прием', чтобы подтвердить невиновность Афанасьева. Мне видится маловероятным:
1) что Афанасьев, находясь под арестом, мог разговаривать с Грищенко.
2) что Афанасьев взрывал торпедный и топливный склады.
3) что Афанасьев от времени взрыва кораблей вечером 23 июня и до эвакуации штаба Либавской базы утром 27 июня 41-го года находился в Либаве на торпедном катере № 17, и проч.
Грищенко ничего не говорил мне об этой своей встрече с Афанасьевым. Вероятно, Грищенко использовал простоту 'молодогвардейцев', чтоб прищучить Трибуца, который Афанасьева расстрелял.
Проф. каперанг Мрыкин, уличая меня во 'лжи', пишет: 'С каким грузом шел подорвавшийся немецкий транспорт 'Гинденбург', неизвестно...' Ну, это профессору Мрыкину неизвестно. Грищенко в 'Схватке под водой'
Здесь я отвлекусь ради штриха, который очень важен для меня. Историк нашего подплава В. А. Красиков говорил мне, что 'Гинденбург' подорвался вовсе не обязательно на мине Грищенко.
Грищенко выставил возле острова Уте 7 мин, а англичане (по данным британской исторической литературы) накидали там с самолетов более 200 мин. Математическая вероятность говорит, что транспорт с грузом наших пленных подорвался, скорее всего, на английской мине.
Дай бог, чтобы это было так. Продолжу цитату из Грщенко 'Бывший военнопленный капитан запаса Конотопов написал письмо в газету 'Красная звезда'. В середине ноября 1942 года около двух тысяч военнопленных (в их числе был и Конотопов) привезли в порт Данциг и погрузили в трюмы транспорта 'Гинденбург'. Пленных отправляли в Северную Норвегию для работы на никелевых шахтах...'
В рукописи 'Соли службы' в 77-м году говорилось, что из двух тысяч человек спаслись очень немногие: что и подтверждалось светокопией вырезки из какой-то немецкой газеты. Я предложил Грищенко эту страницу из рукописи убрать: две тысячи наших людей...
Тут Грищенко и сказал: 'Яки ж воны наши? Воны уси враги парода. Воны ж у плен сдалысь!..'
И не нужно проф. каперангу Мрыкину так категорически писать: 'Весь разговор с П. Д. Грищенко — вымысел'. Я же не военный профессор истории. Мне лгать незачем. А как лжёт Мрыкин, я покажу читателю чуть ниже.
Нужно думать, что комиссар корабля, возмечтавший вдруг сдаться шведским властям, был для Грищенко в августе 42-го бесспорный враг народа. А писатель Зонин, который спас для Родины подводный минный заградитель 'Л-3', был настоящий патриот и Друг. Штейн пишет: 'За поход на 'Л-3' Зонина наградили Красной Звездой. Он гордился орденом и тем, что ходил в поход смертников, но превыше всего — дружбой с Грищенко...'
Мичман Сидоров
Те издатели были большие мастера выкручивать автору руки и подвешивать автора на крюк (не знаю, откуда здесь взялся Долгих. Грищенко упоминает трюмного машиниста Долгих, но в главе о другом