убегающая в водосточную дыру.
Рука Кейна железным воротником сдавливала мое горло, тело его стало каменной колонной, так что я не мог шевельнуться или вырваться. Его дыхание у моего уха было жарким от желания отомстить.
– Будь проклят Морйин и ему подобные!
Морйин отошел от Атары и смотрел на ее обезображенное лицо, потом глотнул из чаши, которую держал в окровавленных руках, и передал ее лорду Йадому, и тот тоже сделал глоток, прежде чем передать ее другому клирику.
С огромным трудом Атара подняла голову и повернула ее к Морйину, словно бы чуя его присутствие. Сердце ее наполнилось презрением к нему. И тут случилась невероятная вещь. Я увидел Морйина так, как она видела перед тем, как ослепнуть. Маска иллюзии неожиданно спала, и он стоял передо мной таким, каким был на самом деле: не осталось более красоты лица и тела – лишь нечто ужасное, с трудом выносимое. Глаза его вовсе не были золотыми – но болезненно красными, с желто-серыми радужками, а белки налились кровью, словно от вечной бессонницы. Бледную пятнистую кожу обезображивала паутина лопнувших кровеносных сосудов. Под глазами набрякли мешки, а большая часть иссеченных серо-седых волос выпала. Кожа, свисавшая с шеи, все его хищное лицо говорили о жажде жизни и потерянной любви.
Я понял, что никогда больше не смогу видеть его другим. Когда язык его вытянулся, как змеиный, и слизнул кровь с губ, я понял еще одну вещь: он ослепил Атару не из-за Мелиадуса, а из-за того, что она проникла взглядом сквозь драгоценную иллюзию и показала ему в зеркале глаз, что за злое существо он на самом деле.
Где-то под обманом и ложью, которыми он окружил себя и других, жил человек, прекрасно знавший, как дурно все то, что он делает, – и все равно делал это. Но почему? Потому что люди для него значили меньше, чем животные.
Что есть ненависть? Черная бездна, полная огня, горячее, чем дыхание дракона. Яд, который жжет в тысячу раз больнее, чем киракс. Черная и горькая желчь, что, закипая, собирается в центре человеческого существа. Ошеломляющая боль в сердце, давление в голове, сосредоточение всех слов муки и потрясающего желания причинить другим те мучения, которые испытываешь сам. Это молния. Но не сверкающая, а та ее противоположность, что калечит, сжигает и ослепляет.
– МОРЙИН!
Как он и обещал однажды, я ударил его силой дара, что вложили в меня ангелы. Стрела чистой черной ненависти вылетела из моего сердца через меч и ударила в него. Морйин задохнулся и в изумлении уставился на меня, упал на одно колено, задыхаясь и держась за грудь, а Кейн держал меня, не давая потерять сознание от неожиданной агонии.
– О валари, – выдохнул Морйин, пытаясь восстановить дыхание.
Я и сам перестал дышать. На несколько мгновений и мое сердце перестало биться, я чуть не умер, но потом, когда Морйин восстановил свою силу, я ощутил, как ненависть вновь течет по жилам и воспламеняет все мое существо.
– О валари, – повторил Морйин, поднимаясь и глядя на меня. На бледном, падшем лице было выражение полного триумфа. – Ты в последний раз застал меня врасплох. Ты сильнее, чем я думал, но многому должен научиться. Хочешь, я покажу тебе, как это делается?
Сказав это, он повернулся к Атаре и вперил в нее ужасные красные глаза. Буря ненависти собиралась внутри него. Сердце билось в едином ритме с моим.
– Нет! – крикнул я.
– Тогда отдай свой меч!
– Нет!
– Все, что сейчас случится с твоей женщиной, – сказал Морйин, указывая на Атару, – ляжет на твою совесть.
– Нет, это неправда!
– Ты увидишь, как она умирает, но прежде сам умрешь тысячу раз. – С этими словами он подошел к жаровне и вынул оттуда пылающие клещи.
– Будь ты проклят! – закричал я.
– Будь проклят ты, валари, за то, что заставляешь меня делать это. – Он посмотрел на раскаленное железо клешей. – Я вырву ее мерзкий язык и поджарю его на угольях! Я пришлю прокаженных, чтобы они изнасиловали ее! Я отдам ее крысам и заставлю тебя смотреть, как они пожирают то, что осталось от ее лица!
Тринадцать Серых с холодными глазами и длинными ножами стояли в круге смерти вместе с Морйином, ожидая, что он будет делать. Шестеро клириков Каллимуна безжалостно смотрели на Атару, как, должно быть, и на многих других своих жертв. Сотня стражей, окружавших это место, стояла с мечами, копьями и алебардами на изготовку. Весь мир, казалось, ждал, пока я заговорю или пошевелюсь.
– Ты не должен сдаваться! – вдруг крикнула Атара.
Она стояла в вечности, лишенная глаз, высокая, отважная.
– Я все же вырву тебе язык, – пообещал ей Морйин, – но сначала ты будешь умолять Элахада о сдаче.
Он на шаг приблизился к ней, и я стиснул клинок. Однажды, в стране кошмаров, он сказал мне, что вэларда – меч обоюдоострый. Теперь Морйин мог лишь убивать с его помощью и мучился оттого, что я все еще был открыт другим радостям и печалям этого дара. Ненавидя меня за способность, которую сам утерял давным-давно, он впал в болезненную ярость. Я чувствовал, как ему хочется проверить мое сострадание к Атаре, мучить ее ужасно и долго, ибо Морйин и ее ненавидел, да, но еще более из-за того, чтобы полностью сломать меня. Он хотел видеть меня искаженным, лишенным воли, порабощенным, хотел, чтобы я покорился ему перед лицом всех людей, собравшихся в зале, почти так же сильно, как желал завладеть камнем Света.
– Атара, – прошептал я.
Что есть ненависть? Это стена в десять тысяч футов высотой, окружающая замок отчаяния. С того момента, как Морйин ослепил Атару, эта стена становилась все выше и выше, так как я не хотел знать, что она чувствует на самом деле. Но теперь, глядя, как кровь наполняет пустые глазницы и стекает по щекам, как лицо покинула всякая надежда на то, чего она желала глубже всего, я осознал, что каменная стена неожиданно раскололась на части, словно под ней расступилась земля. Я закричал от величайшей муки, что когда-либо испытывал, ибо такова была любовь, что связывала меня и Атару.
– Подожди! – крикнул я Морйину. – Возьми меня вместо нее!
Я понял, что мир – место бесконечных страданий, бесконечной боли. В итоге я оказался слабейшим из всех нас, не смог вынести мучений Атары, как терпела их она.
– Тогда спускайся! – крикнул Морйин, отворачиваясь от Атары.
Я вырвался из рук Кейна, пытавшегося понять, что я буду делать.
– Сначала освободи Атару! – Я посмотрел на мастера Йувейна, прикованного к камню, и на Имайру, дергающего цепь единственной рукой. – И освободи моих друзей! Дай им покинуть Аргатту!
– Нет. Спустись и войди в круг, и тогда я сделаю, как ты просишь.
Он смотрел на меня с победной улыбкой.
– Вэль, не смей! – Лильяна потянула меня за руку. – Он лжет!
– Его обещания воняют хуже крысиного дерьма! – зарычал Кейн.
– Какую гарантию ты дашь нам, что сдержишь слово?
– Я король Эа, какие вам еще нужны гарантии? Это нам нужны Гарантии, валари. Как можно поверить в то, что гордый валарийский рыцарь добровольно пойдет на смерть, не имея в руках меча?
Ясно было, что он не верит в мою готовность отдать свою жизнь за жизнь Атары, особенно если это означает сначала перенести несчетные дни страшных пыток. И все же всеми фибрами души он жаждал, чтобы я сдался. Красные глаза наполнились яростной жаждой крови, которую было тяжело переносить.
Кейн сказал, что для нас еще существует шанс, и теперь я понял, что так и есть. Но не для меня. Я
