нарушенных обещаний, демонстрации застарелого говна и крушения карьеры из-за исключения из школы искусств. Иди пытался вступить в армию, любую армию, – но даже второразрядный частный гарнизон наемников из Вичита не принял его. «Психованный, как беличье колесо», – констатировала говорящая запись проводившего собеседование сержанта по найму новобранцев. Диагноз Макдугл уже выглядел тревожаще вероятным, когда Рашель чертыхнулась при просмотре документов, демонстрирующих его одержимость, и увидела старые фотографии и счета из дешевой телесной мастерской, поглотившей все полученные им скудные страховые подачки. Иди – его настоящее имя, он сам излагает мрачную семейную историю, оставленную позади.
– Инъекции
– Да, и не просто какого-нибудь. Он заказал занятную третью стадию, когда размягчаются кости, проваливается нос и возникают приступы безумия и необузданной ярости. Но ни капли длящихся неделями гнойных выделений из гениталий нашего парня Иди.
– Он псих, – заявила Рашель.
– Об этом я и твержу, да. Все, что мне хочется знать, – это сможете ли вы его взять?
– Хм. – Рашель покачала головой. – Он крупный. И так же крепок, как выглядит?
– Нет, – вступил Шварц. – Я сам в легкую могу повязать его безо всякого оружия. Только у него автомат, и парень болен на всю голову.
– Ну что ж. – Рашель приняла решение. – Что мы имеем? Сорок пять минут? Когда всех выведете, думаю, мне следует войти и поговорить с ним с глазу на глаз. Не держите оружие на виду, но если вам придется стрелять прямо через потолок, то…
– Никаких пуль, – заявила Макдугл. – Нам неизвестно, как настроено управление у этого смертника, и мы не можем пойти на риск. Хотя у нас кое-что есть. – Она подняла маленький чемоданчик. – Заряженные снотворным робоосы, управляемые на расстоянии. Один укус – и ои вырубится за десять секунд. Но есть временной промежуток между тем, как он поймет, что проиграл, и полной отключкой. Кто-то должен не дать ему выкрикнуть команду на взрыв и так или иначе заставить хорька умереть.
– Хорошо. – Рашель задумчиво кивнула, пытаясь игнорировать спазм в животе и инстинктивное желание сорваться и побежать – куда угодно, лишь бы подальше от больного маньяка с комплексом Осамы и атомной бомбой. – Облепите меня по полной сенсорной подпиткой, я вхожу, я говорю, я действую по наитию. Запомните две кодовых фразы. «Мне нужно чихнуть» означает, что я собираюсь вырубить его сама. А «приятно пахнет» – что я хочу, чтобы вы вступили в дело со всем, что у вас имеется. Если вам потребуется всадить ему лоботомический заряд – всаживайте, даже если он пройдет сквозь меня. Просто постарайтесь не задеть мозговой ствол, если до такого дойдет. Вот так мы и проведем нашу игру. Я постараюсь не вызывать вас, пока не уверюсь, что точно не смогу его обездвижить или что он собирается нажать кнопку. – Она поежилась, ощущая знакомый наплыв бодрящей энергии.
– Вы насчет этого уверены? – с сомнением спросил Шварц.
Рашель посмотрела на него.
– Этот сраный остряк намерен уничтожить, может, десятки, может, сотни человек, если мы не придавим его
Шварц сглотнул. Макдугл покачала головой.
– Но вы все же постараетесь сохранить жизни? – спросила она.
– Я способна сделать такое, на что обычные специалисты по обезвреживанию не решаются, – усмехнулась Рашель, скалясь от собственного страха. Она встала. – Ну, давайте разберемся с ним.
ОБЕЗВРЕЖИВАНИЕ
Земля, видимая с орбиты в двадцать четвертом столетии, представляла собой планету, истерзанную технологической цивилизацией, со шрамами, оставленными в назидание. Почти десять процентов поверхности было забетонировано. Целые поля незаконченных конструкций отмечали незавершенные операции территориального переустройства От джунглей Сахары до нежных пастбищ бассейна Амазонки сложно было отыскать какую-нибудь местность, не тронутую рукой человека.
Земная цивилизация, изначально ограниченная пределами одной планеты, распространилась на всю Солнечную систему. Вокруг газовых гигантов выросли необыкновенные индустриальные кольца, в то время как с высот Килиманджаро и из Центральной Панамы в геостационарную орбиту врастали алмазные нити. Земля, как ее называли поначалу, стала Старой Землей, миром зарождения человечества, колыбелью цивилизации. Но в этом домашнем мире существовала любопытная динамика, нетипично юношеский взгляд на будущее. Старая Земля в двадцать четвертом столетии больше не была родовым гнездом. Ничем даже отдаленно похожим.
В этом парадоксальном факте большинство винило Эсхатона. Эсхатон – сверхчеловеческий продукт технологического своеобразия искусственного интеллекта, созданный объединением огромного количества компьютерных сетей в конце двадцать первого века, – не захотел делить планету с десятью миллиардами взирающих на будущее с опасением приматов.
Когда он саморазвился чуть ли не до богоподобного разума, то разбросал большинство людей по другим планетам через червоточины, образованные таким способом, который в течение последующих веков не могли постигнуть ученые. И не из-за нехватки способностей для анализа его методов – просто большинство людей были слишком заняты борьбой за выживание среди вызванного резким сокращением населения экономического краха и не проводили исследования до тех пор, пока через несколько сот лет первые сверхсветовые звездолеты с Земли не достигли ближайших звезд и не раскрыли причудливый аспект произошедшего. Дыры, раскрытые Эсхатоном в космосе, вели назад во времени, отбрасывая на год в прошлое за каждый световой год расстояния. Некоторые каналы червоточин уводили на действительно огромные расстояния. И с той поры приемники энтузиастов, ищущих внеземные цивилизации, начали принимать устойчивые сигналы, тишина достижимого космоса наполнилась эхом человеческих голосов.
К третьему столетию после знаменательного события политика Земли в значительной степени выправилась. Фрагментарные коалиции и оборонные микроэкономики, оставшиеся за пределами коллапсирующей волны глобальной беспошлинной империи двадцать первого века, преобразовались в децентрализованную сеть, способную развивать экономику. Люди даже сумели выдержать тяжесть глобальных проектов реформирования территорий. Некоторые отрасли переживали подъем; Земля быстро приобретала репутацию
Но никто не искал легкой жизни, как и Рашель Мансур – родившаяся на этой планете более сотни лет назад, ценившая ее, возможно, более всего.
– Я готова войти, – спокойно сообщила она, прислоняясь к стене рядом с дешевой, выкрашенной серым аэрогелем дверью. Она оглядела пустой коридор. Пахло сыростью. Тонкий замызганный коврик был настолько грязен, что система самоочистки не могла справиться. Большинство световых панелей разбиты. – Все на местах?
– Пока еще монитруем кое-что из тяжелого оборудования. Постарайтесь не объявлять тревогу по крайней мере в первые десять секунд. После этого мы будем готовы, когда понадобимся.
– Хорошо. Поехали. – Неожиданно она поняла, что ей хочется притащить сюда Мадам Председательшу – посмотреть, на какой вид дипломатического досуга тратятся деньги. Рашель подобралась, глубоко вздохнула и постучала в дверь. Мадам Председательша сможет прочесть об этом в уюте зала комиссии, когда получит сообщения из независимых каналов информации. В данный момент Рашель выполняла свою работу, и ей требовалось сохранять внимание на 101 %.
