Железный рассвет

Совиньон белое» как более подходящее для блюда из семги.

Вино было импортировано с огромными затратами из погребов Иштар Планицы для удовлетворения эго присутствующих на обеде стоимостью в двадцать четыре тысячи экю.

Во время подачи основного блюда все шло нормально, и Штефи с первым глотком проглотила антиалкогольную таблетку. Превосходная выдержка, если не упускать из вида тот факт, что это было редкое вино – реальная возможность напиться, – а не виноградный сок.

– Могу поинтересоваться, откуда вы? – спросила она у блондинки с квадратной челюстью, наполняя ее бокал. – Я, кажется, видела вас, но разговаривать не приходилось.

– Я Матильда из клада Тодт, дивизион шесть. А это мои клад-напарники Петер и Ганс, – ответила женщина, махнув рукой на двух молодых парней, сидевших по обе стороны от нее. «А они молодые?» – подумала Штефи: они смотрелись поразительно самоуверенными и прекрасно скоординированными. Обычно подобный тип грации не свойственен людям под шестьдесят, не имеющим практики боевых искусств. Большинство людей обычно находили способ экономичного передвижения, если их тела не успевали спикировать в дряхление среднего возраста до времени созревания, но эти выглядели продуктом жесткой тренировки, если, конечно, дело не в анаболических стероидах.

– Мы направляемся на Новый Порядок как члены молодежной просветительской миссии. – Она полусерьезно улыбнулась. – То есть мы стремимся раскрыть другим мирам преимущества РеМастирования и распространить среди них гармонию.

– Угу, а что такое быть РеМастированым? Вы готовы ответить на мой вопрос? Это нечто вроде клуба? – Штефи продолжала расспросы. Ведь они, в конце концов, оплачивали ее труд. Любопытство в отношении работодателей – мощный стимул.

– Это всё! – несдержанно воскликнула Матильда. Она явно увлеклась. – Это способ жизни. – Слегка смущенная, будто только что допустила серьезный промах, она закончила: – Это реализация потенциальных возможностей.

– Да, но… – Штефи от сосредоточенности сморщила лоб. Какого хрена я должна чувствовать себя так, словно на меня смотрят свысока? Надо плюнь на все. – А вы? – обратилась она к черноволосому ребенку. Если, конечно, ребенку; телосложение почти такое же, как и у нее, Штефи, между прочим.

– Ой, не трогайте меня. Сижу себе в уголке и подрываю свою юную печень. Не сомневаюсь, трастовый фонд заплатит.

Последнее предложение показалось каким-то неестественным, когда девочка встретилась взглядом со Штефи, и та поняла: «Что-то здесь не так».

– Постараемся не увлекаться спиртным, по крайней мере до подачи закусок, – легко выпорхнуло у Штефи. – Повторите ваше имя, пожалуйста.

– Среда, – тихо ответила – девушка? молодая женщина? на грани опьянения? – Так меня называют. А по пассажирской декларации Виктория Строуджер. Это мой идентификатор.

– Как вы предпочтете, – осторожно согласилась Штефи. Для начала подали маленькие сваренные медальоны из семги под белым соусом, очень нежные. Штефи сумела спровоцировать толстуху Фиону, хозяйку коммерческого банка, закатить хвалебную песнь достоинствам виртуально-курсовой валютной триангуляции между мирами, разделенными морем световых лет. По мнению Фионы, та обладала преимуществами перед методом каузально-сохраняемых средств конвертируемых фондов. В какой-то момент Штефи поняла, что эта лекция о значении кредитного контроля при путешествиях во времени странным образом привлекла внимание молодежной тройки из клада Тодт. Среда тем временем осиливала третий стакан вина с усмешкой решимости, напомнившей Штефи более пожилых и седых путешественников, встречавшихся ей прежде, – не настоящих алкоголиков, но людей одержимых демоном, которым требуется экзорцизм в наиболее болезненном состоянии, присущем спиртному самоувечью. Напиваться – самое простое в вояже, когда скука начинает терзать, – не очень хороший признак. И манера одеваться, пусть Штефи и сама не следовала стилю, демонстрировала, что Среда полагалась на талант импровизации, который следовало отметить биркой «не требуется в круизе».

Критическая ситуация сохранилась до самого десерта. Здесь Штефи допустила тактическую ошибку, поинтересовавшись у Матильды, что значит быть РеМастированным лично для нее.

– Это религия? Политическая доктрина? – Штефи была заинтригована репликой «это реализация потенциальных способностей» – и Матильда решилась прочесть лекцию.

– РеМастирование дает вам новую перспективу жизни, – с готовностью пояснила Матильда всем сидящим за столом. Петер и Ганс кивнули, признавая данную оценку. – Это способ жизни, обеспечивающий всю нашу деятельность, направленную к достижению величайшего добра. Но мы, однако, не рабы: ничего похожего на покорность упаднического и вырожденческого Дар эль Ислама. Мы свежи, свободны, сильны и с радостью подставляем плечи для великого труда во имя общего дела со стремлением построения светлого будущего, в котором все люди освободятся для использования личного потенциала, освободятся от тени антигуманного Эсхатона и оков суеверий ненаучного мышления.

Среда, до сих пор крутившая в пальцах ножку опустевшего фужера – Штефи осмотрительно ограничивала ее дозы после четвертого бокала, – поставила его на стол. Облизав палец, она начала медленно водить им по ободку.

– Клады РеМастированных организованы в дивизионы, их члены работают вместе. Мы растим детей наилучшим образом, со всей любовью и вниманием, которые воспитательный дом может передать им, и подыскиваем полезную и значимую работу, едва они повзрослеют настолько, чтобы испытывать потребность в цели и направлении. Мы прививаем им Мораль – не мораль слабака, а мораль сильного – и следим за их здоровьем; лучшие фенотипы подлежат возврату в общий фонд, чтобы взрастить следующий урожай. Мы не оставляем все на откуп природе. Как разумные существа, мы находимся над случайным выбором.

«Тр-р, тр-р», – слышался звук от пальца, водящего по ободу бокала.

– Мы сильные, здоровые и умные работники, не дегенеративный секондхенд или трутни…

Матильда смолкла, явно не замечая слегка шокированных взглядов банкирши и чиновника, и обернулась к Среде.

– Прекратите, – резко выкрикнула она.

– Скажите, а что случается с ненужными вам людьми? – вызывающе спросила Среда. – Тогда прекращу.

– Ничего… – Матильда оборвала себя на полуслове, глубоко вздохнула и нацелила кончик носа на Среду. – Изредка какое-нибудь планетарное правительство обращается к нам. Тогда мы посылаем советников для помощи и выработки наилучшего способа ведения дел с криминалитетом и упадническими фракциями. Вам этого не прекратить, детка. Пойду дальше и скажу: считаю вашу праздность скорее отклонением от нормы. – Она улыбнулась, обнажив блестящие зубы, как бы нивелируя внезапно нанесенный укол.

Среда ответила усмешкой, продолжая потирать ободок бокала. Японская виолончелистка выбрала момент и с улыбкой и кивком присоединилась к ней в порыве солидарности. Штефи посмотрела на Матильду. Если бы взгляды умели убивать, Среда уже валялась бы с дымящейся дырой в голове.

– Если вы не захватываете другие миры, – сказала Среда, слегка проглатывая слова, – с какого рожна люди желают к вам присоединяться? Я не могу утверждать, что много наслышана о концлагерях, но те, кто рассказывал мне о них, испытывали недобрые чувства. Вы не считаете, что массовые экзекуции и подневольный труд делают приобщение к РеМастированным таким же популярным, как бешенство? – Она улыбнулась Штефи в проблеске удовлетворения, исчезнувшем столь же быстро, как и появившемся. «Тр-р, тр-р», – продолжал движение палец.

– Там нет концлагерей, – ледяным голосом произнесла Матильда. – Наши враги распространяют ложные слухи. – Ее взор распростерся на всю длину стола, словно все попали под подозрение. – И, очевидно, некоторые дураки попали под их действие. – Она остановила взгляд на Среде. – Но повторять подобную клевету…

– Не желаете встретиться с таким… э-э… экс-обитателем? – Среда склонила голову набок. «Напилась как сапожник, – поняла Штефи с ощущением холода в желудке. – Черт возьми, как же я заполучила такую пьяную харю? Сейчас все улажу, но…» Последнего, чего ей еще не хватало, так это Матильды, тянущейся к