КИРА. Это я, Кира! Сюда, сюда идите!
Связанный Будах вступает в круг прожекторного света.
БУДАХ. Кира! Ты-то как сюда попала?
КИРА. Взяли меня… У дона Руматы…
Будах неуклюже, с кряхтеньем садится рядом с нею.
БУДАХ. Вот так так… А меня в трактире… Черт меня дернул в город притащиться… Ну и творится же в городе, я тебе доложу… Ты давно здесь?
КИРА. Не знаю… Взяли в полдень…
БУДАХ. Ну, сейчас вечер уже… (Уно стонет.) Кто это здесь еще?
КИРА. Уно. Слуга дона Руматы. Избитый весь, лежит без памяти, а я не знаю, что делать… (Всхлипывает.) Боюсь, помрет…
БУДАХ. Эх, руки у меня связаны… Слушай, а ты?
КИРА. Что?
БУДАХ. Лапочка, да ты же, поди, не связана!
КИРА. Нет…
БУДАХ. Так развяжи меня, что ты сидишь? Вот уж дура, прости меня господи…
Кира принимается на ощупь развязывать Будаха. Веревки падают, Будах с наслаждением распрямляет плечи, потягивается.
БУДАХ. Вот это славно… Вот за это спасибо… Ну, мы еще теперь посмотрим, мы им еще выдадим… Ладно. Где тут этот мальчишка? (Нащупывает голову Уно, принимается осторожно ощупывать его тело. Уно вскрикивает, стонет.) Так… так… Видно, ребра ему изрядно попортили… Гм… Кровь здесь… Ага!
КИРА. Ну, что с ним, отец Будах? Он не умрет?
БУДАХ. Не умрет. Парень жилистый, я его знаю… Оторви от юбки лоскут.
КИРА. Я… У меня… Я не в юбке, отец Будах…
БУДАХ. Как это – не в юбке? Тебя что, голую взяли?
КИРА. Срам вам говорить такое… В штанах я… в мужском…
БУДАХ. Тьфу на тебя… Мне лоскут материи нужен, рану мальчишке перевязать, а она о глупостях… От штанов оторви!.. Погоди, я сам сделаю… (Выпрастывает из штанов нижнюю сорочку, с треском отрывает подол.) Вот так… А теперь перевяжем… (На ощупь, но искусно перевязывает юноше рану на голове.) Бедолага, досталось ему…
КИРА. Отец Будах, что с нами будет?
БУДАХ. Меня, наверное, на кол посадят… Или сожгут живьем, это они умеют, час назад своими глазами видел… А за себя, лапочка, не беспокойся. Ну, может, выпорют…
Кира плачет в голос, уткнувшись лицом в его плечо. Он ласково гладит ее по голове. Кира вдруг перестает плакать и выпрямляется.
КИРА. Нет! Не даст он вам погибнуть!
БУДАХ. Кто?
КИРА. Румата!
БУДАХ. Он что же – спасся? Бежал?
КИРА. Нет, его взяли… Сам дон Рэба… Но все равно, он нас всех спасет!
БУДАХ. Да, да, конечно. Дон Румата такой, он все может…
КИРА. Я серьезно говорю, отец Будах! Он все может!..
Лязг засовов. Появляется монах с фонарем, приближается к узникам, Будах весь подбирается.
МОНАХ. Мальчик из дома Руматы.
БУДАХ. Здесь он. Только без памяти. Вы ему все ребра переломали.
МОНАХ. Это не есть правда. Ломать ребра – не мы. Серые. Мы никогда не ломаем кость.
БУДАХ. Ну, еще бы… Вы добрые.
МОНАХ. Ты говоришь глупое, книгочей и колдун. Ломать кость – легкая смерть. Мы не ломаем кость. Только в битве. Нет битвы – не ломаем. Мы вынимаем глаза. Снимаем кожу. Вырываем ногти. Кость – нет. Довольно болтать… (Поднимает фонарь.) Ты врешь, книгочей и колдун. Мальчик не есть без памяти… (Берет Киру за плечо.) Вставай. Иди со мной. Тебя будет видеть госпожа.
КИРА. Я…
МОНАХ. Если разговаривать, я выломаю зубы. Вставай, иди.
БУДАХ. Ступам, Кира… Хуже не будет… Может, выпустят…
Кира встает. Монах, подталкивая ее в спину, ведет к двери.
ЗАНАВЕС
КАРТИНА ШЕСТАЯ
Апартамент дона Рэбы. В кресле сидит, положив ногу на ногу, Окана в роскошном придворном платье, рассматривает ногти. Входит монах в черной рясе с капюшоном.
МОНАХ. Приказание выполнено, госпожа.
ОКАНА. Пусть введут.
Монах, поклонившись, выходит. Сейчас же другой монах, со шпагой наголо, вводит Киру.
МОНАХ СО ШПАГОЙ. Мальчик из дома Руматы.
Окана взглядывает на Киру, вскакивает, подходит и ней вплотную.
ОКАНА. Но это же не он! Это совсем другой!
КИРА. Другой не может… Он без памяти… Но я тоже из дома дома Руматы.
ОКАНА. Интересно… (Обходит Киру кругом.) Где-то я тебя видела, красавчик… (Монаху.) Иди. (Монах уходит.) Ну, хорошо, давай побеседуем… (Берет Киру за руку, подводит к креслам, усаживает, садится рядом.) Значит, ты тоже из дома Руматы… Кто же ты?
КИРА. Я… Я его паж…
ОКАНА. Ах, вот как… Паж… Определенно, я где-то тебя видела. Мил, очень мил! Невинной юности пушок на розовых щеках… Вот только глаз тебе подбили, но это пройдет… Если будешь вести себя хорошо, так и быть, возьму тебя к себе…
КИРА. Я ни к кому не пойду от дона Руматы.
ОКАНА. Ты так предан ему? (Кира молчит.) Ну-ка, посмотри на меня! Нет, где же я тебя видела!.. Ты знаешь, в твоем нежном возрасте лучше служить прекрасной госпоже, нежели самому прекрасному господину. У меня тебе будет хорошо. Да, решено. Беру тебя к себе. Но сначала о доне Румате. Ты у него давно?
КИРА. С самого начала.
ОКАНА. С какого начала?
КИРА. Ну… с того дня, когда он приехал в Арканар.
ОКАНА. Ого! Почему же я ничего о тебе не знаю?
КИРА. Разве вы все знаете про дона Румату?
ОКАНА. Все. И кое-что сверх всего. Но спрашивать буду я. Итак, ты все время при нем… Рассказывай, как он живет, много ли пьет, с кем встречается?
КИРА. Вы же сказали, что все о нем знаете…
ОКАНА. Ты очень дерзкий мальчишка, но у тебя красивые глаза. Ничего, мы поладим. Итак?
КИРА. Что – итак?
ОКАНА (топает ногой): Не зли меня! Кто у него любовница?
КИРА. У него нет любовницы.
ОКАНА. Врешь, красавчик. Во-первых, этого быть не может. Такой превосходный кавалер, сразу видно столичное обхождение… В нашем маленьком Арканаре любая дама почтет за честь… Он же не железный, твой дон Румата!
КИРА. Многие его домогались, да никому ничего не удалось…
ОКАНА. А эта простушка, трактирщица? Я как-то видела ее, ходит в обносках моды столетней давности, ковыляет, как уточка из-под селезня… Не может быть, чтобы ты ее не знал. Выкладывай, не стесняйся. Как у него с нею?
КИРА. Ничего такого не знаю… Да! Вспомнилось! Дней сорок назад заявилась было к нему этакая придворная фря, разодетая, как кукла, накрашена, надушена, шея от грязи и пудры серая…
