считают, что все возможно. Мне разрешили уехать. Я бросился давать вам телеграмму, потом к Нинке, исправил с ней гранки, посмотрел рисунки (блеск!), взял билет и улетел домой.
Вот так. Все ваши поручения я выполнил. Теперь начнется эпопея с «Лесом». Дмитревский ждет.
Бела обещала меня информировать о происходящем.
Вот пока и все. Крепко вас целую, ваш [подпись]
P. S. Мы с Римом долго обсуждали проблемы дальнейшей борьбы. Он жаловался на пассивность и уклончивость Арка, а я говорил, что Арк не годен для открытого боя и что трогать его не надо.
Многократно виделся с Севкой, Севером и Володькой. У них пока всё хорошо.
Дорогой Арк!
Никаких особенных новостей у меня нет. Москва молчит. Возможно, это и к лучшему.
Сегодня ходил в Лениздат, отнес рукопись «Улиток». Встретился там с Дмитревским, очень сжато изложил ему наши перипетии и вручил рукопись. Он немедленно утомил меня длинным рассказом о Югославии, причем, по-моему, все время врал. Теперь я встречусь с ним завтра или послезавтра.
В Ленинграде спокойно. Равновесие.
Пишу я тебе в основном потому, что собираюсь уезжать в отпуск четвертого-пятого. Я старался оттянуть изо всех сил до 9-го, но это неудобно, я подвожу ребят, тем более, что первоначально мы намеревались выезжать 1-го. Ты всё это имей в виду. Может быть, тебе имеет смысл приехать в Москву не 9-го, а, скажем, 7-го хотя бы. Все равно же тебе там осто и насто, что я, тебя не знаю.
Чувствую себя каким-то замотанным, ни черта не делаю — копаюсь в марках и листаю журналы. Был намедни в Обществе Коллекционеров. Старый дядька, принимавший меня в члены, излагал историю и задачи Общества. Начал он так: «Наше Общество существует давно, но, правда, при культе оно было закрыто…» Господи! Коллекционеры-то при чем тут!
Словом, давай! Жму загорелые члены, твой [подпись]
P. S. Ленуське привет и лобзания.
Дорогой Боб!
Получил наконец-то от тебя письмо. Слегка поволновались, ты бы все-таки в телеграмме сказал, что возвращаешься в Л-д. Ну, насколько я понимаю, мы — в смысле ты — сделали все, что можно. Цензура должна пропустить, поскольку ее послушались и верстку всю искалечили. Будем ждать.
У нас все ничего. Вообще, если придется, обязательно побывай в этих местах. Они отличаются тем, что в самый палящий зной здесь дует холодноватый ветерок. Это очень облегчает жизнь. Вспомню только, как плавали мы в раскаленном крымском воздухе, и ликую. А пляж здесь плохой, ракушечник, без туфель нельзя. А люди здесь толсты фантастически. Вообще, одесситы и южные украинцы — это отдельный народ, с загадочными обрядами и поступками. С раннего детства у такого человека (мальчика или девочки, безразлично) бедра и грудь взрослой пожившей женщины, брюхо вываливается из трусиков, шеи нет или очень мало, и все этак трясется, трясется…
Мы здесь подружились с В. Л. Киселевым, автором «Воров в доме». Читал он нам еще главку из новой повести и рассказ, хорошо. Левый, но влиятельный (судя по рассказам). Ходим с ним покупать местное вино — сухое и довольно вкусное, идет вместо воды, рубль литр.
Вот пока всё. Если будет о чем, давай информацию.
Ленка целует. И я тож. Твой [что-то вроде подписи: буква «а» с завитушками и изображение лошади одновременно]
— Все, кто осмеливается писать вдвоем, втроем и более, прежде всего решают, о чем писать, —
— То, что Аркадий живет в Москве, а я убежденный ленинградец, серьезных осложнений пока не вызывает, —
— Учителями и «виновниками» стали Уэллс, Алексей Толстой и Беляев
Но в процессе работы, а писали мы примерно год да переписывали раза три, получилось серьезнее и, нам кажется, интереснее.
Нечеловечески трудно быть человеком в том мире, где живет Румата Эсторский, где серость и невежество возведены в культ, а на страже варварства и жестокости стоит вся государственная машина арканарского королевства. Нас интересовало не покорение непохожих миров, а столкновение социальных и моральных критериев в цивилизациях, подобных земной.
— Мы ждем от вас еще одного традиционного вопроса, —
— И, безусловно, фантастический, —