Внезапно раздался стук в ставень.
– Гаврила Левонтьич! Гонец от стрельцов! – крикнул Захарка с улицы.
– Входи, Захар, – позвал хлебник.
Подьячий вошел.
– Гаврила Левонтьич, гонец от стрельцов, что намедни ушли с мужиками! – воскликнул Захар.
– Где гонец?
– Ждет в Земской избе. Боярская грамота с ним. Окроме тебя, не хочет давать никому.
Гаврила живо вскочил…
Устинов и с ним несколько человек из больших и средних разом умолкли при входе во Всегороднюю избу Гаврилы Демидова. Они расступились почтительно и враждебно…
Чернявый, угрюмого вида стрелец встал навстречу хлебнику. Из-за пазухи он вынул запечатанный свиток, испачканный кровью и грязью.
– Вот… У гонца вынял… на… – прохрипел он, подавая свиток Гавриле, и снова тяжело сел на скамью.
Он был покрыт потом и пылью. Стрельцы – Коза и Неволя – расспрашивали его, как было дело, и он рассказал, как караулили они у дороги, как напали на дворянина и как товарищи послали его во Псков, а его заметили из московского дозора и стали ловить…
Земские выборные слушали его, обступив тесной гурьбой.
Гаврила читал письмо от боярина Хованского к государю… Хованский писал, что нет у него ни пороха, ни снарядов, он жаловался, что люди разбегаются от него, что если псковские воры захотят взять Снетогорский монастырь, то ему не с чем держаться, и что он монастырь поневоле отдаст, а если псковитяне захватят Гдовскую дорогу – то с той дороги придут к ним стрельцы из Гдова и солдаты Сумерского погоста, и мужики привезут хлеб.
«Только тем и держусь, что заводчики воровские Гаврилка Демидов с товарищи не смеют напасти, а когда бы у них были воеводы, то войско мое, государь, было бы побито, – заканчивал Хованский. – И ты бы, праведный надежа-государь, смиловался да прислал бы, не мешкав, еще людей холопу своему Ивашке, и тем, государь, от смерти избавишь холопа твоего с людишками и воровство порешишь».
Дочитав письмо, Гаврила стукнул по столу кулаком.
– Чти грамоту… на! – обратился он к Чиркину.
Дворянин взял грамоту и читал с недоверием, покачивая головой.
– Не было бы тут воровства какого, Гаврила Левонтъич, – сказал он.
– Какое же тут воровство! Черным по белому писано. Царю бояре не вракают. Раз царю пишет, то надобно верить…
– Семь раз примерь, один раз поверь! – ответил Чиркин. – Может, лучше все-таки земских выборных спросишь аль сход городской позовешь сполохом?..
– Иван! – строго предостерег Гаврила. – Мы прежде вас слухали, вы нынче нас слухайте: не тебе учить меня, старосту. Ратное дело всем городом доверено мне. Никого и спрошатъ не стану, и ты заткнись!
– Аминь, – заключил поп Яков. – Сказано: «Последние да будут первыми!»
Чиркин больше не возражал. Устинов с товарищами тоже смолчали.
В ту же ночь весь город готовился к бою. Дворян не вызывали во Всегороднюю избу, не звали и выборных из посадских – все обсуждали меж выборными от стрельцов и теми из уличанских старост, кого захотел позвать Гаврила.
Рано утром к Варламским воротам без шума стянули войско, готовое в бой…
5
Гаврила стоял на Варламских воротах рядом с Неволей Сидоровым и Прохором Козой – вожаками стрельцов.
Толпа молодых стрельцов с Максимом Ягой во главе рванулась за городские ворота. Пригибаясь к земле, хоронясь за кусты и бурьян, они двинулись в сторону Снетогорского монастыря. Сотни глаз наблюдали за тем, как в тумане пасмурного рассвета они скрылись, слившись с кочками, кустами и пнями.
Вслед за ними вышел отряд Прохора Козы.
Быстро светало. От Петровских ворот прибыл гонец с вестью о том, что конные сотни вышли за ворота в обход войска Хованского, как им было указано.
Внутри города, за стенами, у самых Варламских ворот, стояло несколько сотен посадских, наскоро обученных в последние недели, разбитых на конные и пешие сотни, самых воинственных и жаждущих боя, хотя и вооруженных чем попало да как попало. Гаврила рассчитывал выпустить их в бой только в том случае, если битва подкатится к самым стенам Пскова.
Псковитяне нетерпеливо ждали знака к выходу за ворота.
Они затаились и слушали. Если в толпе поднимался говор, окружающие тотчас одергивали болтунов, чтобы не мешали прислушиваться… Со стороны Гдовской дороги раздались выстрелы, крики, но еще нельзя было видеть всего, что происходит.
Хлебник стоял на Варламских воротах рядом с Мошницыным. Звуки нарастающей битвы все явственнее и громче доносились с поля от опушки леса. Далеко впереди пронеслась вихрем конница. Чья? Московская или своя, от Петровских ворот?
