- Во-первых, глина там совершенно окаменела. Возраст следа не вызывает сомнений. Неужели вы думаете, что Усодзуки не подумал о такой возможности?
- Тогда это утка, - упрямо сказал Садовский.
- Скажите Иван, - сказал Шемякин, - а фотография следа не приводилась?
- А как же, - сказал Жилин. - И фотография следа, и фотография пещеры, и фотография Усодзуки... Причем учтите, у японцев самый большой размер сорок второй. От силы сорок третий.
- Давайте так, - сказал Горчаков. - Будем считать, что перед нами стоит задача построить логически непротиворечивую гипотезу, объясняющую эту японскую находку.
- Пожалуйста, - сказал Шемякин. - Я предлагаю - Пришелец. Найдите в этой гипотезе противоречие.
Садовский махнул рукой.
- Опять Пришелец, - сказал он. - Просто какой-нибудь бронтозавр.
- Проще предположить, - сказал Горчаков, - что это все-таки след какого-нибудь европейца. Какого-нибудь туриста.
- Да, это либо какое-нибудь неизвестное животное, либо турист, - сказал Влчек. - Следы животных имеют иногда удивительные формы.
- Возраст, возраст... - тихонько сказал Жилин.
- Тогда просто неизвестное животное.
- Например, утка, - сказал Садовский.
Вернулся Быков, солидно устроился в кресле и спросил:
- Ну-ну, что тут у вас?
- Вот товарищи пытаются как-то объяснить японский след, - сказал Жилин. - Предлагаются: Пришелец, европеец, неизвестное животное.
- И что же? - сказал Быков.
- Все эти гипотезы, - сказал Жилин, - даже гипотеза о пришельце, содержат одно чудовищное противоречие.
- Какое? - спросил Шемякин.
- Я забыл вам сказать, - сказал Жилин. - Площадь пещеры сорок квадратных метров. След ботинка находится в самой середине пещеры.
- Ну, и что же? - спросил Шемякин.
- И он один, - сказал Жилин.
Некоторое время все молчали.
- Н-да, - сказал Садовский. - Баллада об одноногом Пришельце.
- Может, остальные следы стерты? - предположил Влчек.
- Абсолютно исключено, - сказал Жилин. - Двадцать пар совершенно отчетливых следов босых ног по всей пещере и один отчетливый след ботинка посередине.
- Значит так, - сказал Быков. - Пришелец был одноногий. Его принесли в пещеру, поставили вертикально и, выяснив отношения, съели на месте.
- А что? - сказал Михаил Антонович. - По-моему, логически непротиворечиво. А?
- Плохо, что он одноногий, - задумчиво сказал Шемякин. - Трудно представить одноногое разумное существо.
- Возможно, он был инвалид? - предположил Горчаков.
- Одну ногу могли съесть сразу, - сказал Садовский.
- Бог знает, какой ерундой мы занимаемся, - сказал Шемякин. - Пойдемте работать.
- Нет уж, извини, - сказал Влчек. - Надо расследовать. У меня есть такая гипотеза: у Пришельца был очень широкий шаг. Они все там такие ненормально длинноногие.
- Он бы разбил себе голову о свод пещеры, - возразил Садовский. - Скорее всего он был крылатый - прилетел в пещеру, увидел, что его нехорошо ждут, оттолкнулся и улетел. А сами-то вы что думаете, Иван?
Жилин открыл рот, чтобы ответить, но вместо этого поднял палец и сказал:
- Внимание! Генеральный инспектор!
В кают-компанию вошел красный, распаренный Юрковский.
- Ф-фу! - сказал он. - Как хорошо, прохладно. Планетологи, вас зовет начальство. И учтите, что у вас там сейчас около сорока градусов. - Он повернулся к Юре. - Собирайся, кадет. Я договорился с капитаном танкера, он забросит тебя на «Кольцо-2». - Юра вздрогнул и перестал улыбаться. - Танкер стартует через несколько часов, но лучше пойти туда заблаговременно. Ваня, проводишь его. Да! Планетологи! Где планетологи? - Он выглянул в коридор. - Шемякин! Паша! Приготовь фотографии, которые ты сделал над Кольцом. Мне надо посмотреть. Михаил, не уходи, погоди минуточку. Останься здесь, Алексей, брось книжку, мне нужно поговорить с тобой.
Быков отложил книжку. В кают-компании остались только он, Юрковский и Михаил Антонович. Юрковский, неуклюже раскачиваясь, пробежался из угла в угол.
- Что это с тобой? - осведомился Быков, подозрительно следя за его эволюциями.
Юрковский резко остановился.
- Вот что, Алексей, - сказал он. - Я договорился с Маркушиным, он дает мне космоскаф. Я хочу полетать над Кольцом. Абсолютно безопасный рейс, Алексей. - Юрковский неожиданно разозлился. - Ну, чего ты так смотришь? Ребята совершают такие рейсы по два раза в сутки уже целый год. Да, я знаю, что ты упрям. Но я не собираюсь забираться в Кольцо. Я хочу полетать над Кольцом. Я подчиняюсь твоим распоряжениям. Уважь и ты мою просьбу. Я прошу тебя самым нижайшим образом, черт возьми. В конце концов друзья мы или нет?
- В чем, собственно, дело? - сказал Быков спокойно.
Юрковский опять пробежался по комнате.
- Дай мне Михаила, - отрывисто сказал он.
- Что-о-о? - сказал Быков, медленно выпрямляясь.
- Или я полечу один, - сейчас же сказал Юрковский. - А я плохо знаю космоскафы.
Быков молчал. Михаил Антонович растерянно переводил глаза с одного на другого.
- Мальчики, - сказал он. - Я ведь с удовольствием... О чем разговор?
- Я мог бы взять пилота на станции, - сказал Юрковский. - Но я прошу Михаила, потому что Михаил в сто раз опытнее и осторожнее, чем все они, вместе взятые. Ты понимаешь? Осторожнее!
Быков молчал. Лицо у него стало темное и угрюмое.
- Мы будем предельно осторожны, - сказал Юрковский. - Мы будем идти на высоте двадцать- тридцать километров над средней плоскостью, не ниже. Я сделаю несколько крупномасштабных снимков, понаблюдаю визуально, и через два часа мы вернемся.
- Алешенька, - робко сказал Михаил Антонович. - Ведь случайные обломки над Кольцом очень редки. И они не так уж страшны. Немного внимательности...
Быков молча смотрел на Юрковского. «Ну, что с ним делать? - думал он. - Что делать с этим старым безумцем? У Михаила больное сердце. Он в последнем рейсе. У него притупилась реакция, а в космоскафах ручное управление. А я не могу водить космоскаф. И Жилин не может. А молодого пилота с ним отпускать нельзя. Они уговорят друг друга нырнуть в Кольцо. Почему я не научился водить космоскаф, старый я дурак?»
- Алеша, - сказал Юрковский. - Я тебя очень прошу. Ведь я, наверное, больше никогда не увижу колец Сатурна. Я старый, Алеша.
Быков поднялся и, ни на кого не глядя, молча вышел из кают-компании. Юрковский закрыл лицо руками.
- Ах, беда какая! - сказал он с досадой. - Ну, почему у меня такая отвратительная репутация? А, Миша?
- Очень ты неосторожный, Володенька, - сказал Михаил Антонович. - Право же, ты сам виноват.
- А зачем быть осторожным? - спросил Юрковский. - Ну, скажи, пожалуйста, зачем? Чтобы дожить до полной духовной и телесной немощи? Дождаться момента, когда жизнь опротивеет, и умереть от скуки в
