Должен жить
- Володенька, подвинься немножко, - сказал Михаил Антонович. - А то я прямо в тебя локтем упираюсь. Если вдруг придется, скажем, делать вираж...
- Изволь, изволь, - сказал Юрковский. - Только мне, собственно, некуда. Удивительно тесно здесь. Кто строил эти... э-э... аппараты...
- А вот так... И хватит, и хватит, Володенька...
В космоскафе было очень тесно. Маленькая круглая ракета была рассчитана только на одного человека, но обычно в нее забирались по двое. Мало того, по правилам безопасности при работах над Кольцом экипажу надлежало быть в скафандрах с откинутым колпаком. Вдвоем, да еще в скафандрах, да еще с колпаками, висящими за спиной, в космоскафе было не повернуться. Михаилу Антоновичу досталось удобное кресло водителя с широкими мягкими ремнями, и он очень переживал, что другу Володеньке приходится корчиться где-то между чехлом регенератора и пультом бомбосбрасывателя.
Юрковский, прижимая лицо к нарамнику биноктара, время от времени щелкал затвором фотокамеры.
- Чуть-чуть притормози, Миша, - приговаривал он. - Так... остановись... Фу ты, до чего у них тут все неудобно устроено...
Михаил Антонович, с удовольствием покачивая штурвал, глядел, не отрываясь, на экран телепроектора. Космоскаф медленно плыл в двадцати пяти километрах от средней плоскости Кольца. Впереди исполинским мутно-желтым горбом громоздился водянистый Сатурн. Ниже, вправо и влево, на весь экран тянулось плоское сверкающее поле. Вдали оно заволакивалось зеленоватой дымкой, и казалось, что гигантская планета рассечена пополам. А под космоскафом проползало каменное крошево. Радужные россыпи угловатых обломков, мелкого щебня, блестящей искрящейся пыли. Иногда в этом крошеве возникали странные вращательные движения, и тогда Юрковский говорил: «Притормози, Михаил... Вот так...» - И несколько раз щелкал затвором. Эти неопределенные и непонятные движения привлекали особенное внимание Юрковского. Кольцо не было пригоршней камней, брошенных в мертвое инертное движение вокруг Сатурна; оно жило своей странной, непостижимой жизнью, и в закономерностях этой жизни еще предстояло разобраться.
Михаил Антонович был счастлив. Он нежно сжимал податливые рукоятки штурвала, с наслаждением чувствуя, как мягко и послушно отзывается ракета на каждое движение его пальцев. Как это было прекрасно - вести корабль без киберштурмана, безо всякой там электроники, бионики и кибернетики, надеяться только на себя, упиваться полной и безграничной уверенностью в себе и знать, что между тобой и кораблем - только этот мягкий удобный штурвал и не приходится привычным усилием воли подавлять в себе мысль, что у тебя под ногами клокочет хотя и усмиренная, но страшная сила, способная разнести в пыль целую планету. У Михаила Антоновича было богатое воображение, в душе он всегда был немножко ретроградом, и медлительный космоскаф с его слабосильным двигателем казался ему уютным и домашним по сравнению с фотонным чудовищем «Тахмасибом» и с другими такими же чудовищами, с которыми пришлось иметь дело Михаилу Антоновичу за двадцать пять лет штурманской работы.
Кроме того, его, как всегда, приводили в тихий восторг сверкающие радугой алмазные россыпи Кольца. У Михаила Антоновича всегда была слабость к Сатурну и к его кольцам. Кольцо было изумительно красиво. Оно было гораздо красивее, чем об этом мог рассказать Михаил Антонович, и все же каждый раз, когда он видел Кольцо, ему хотелось рассказать.
- Хорошо как, - сказал он наконец. - Как все переливается. Я, может быть, не могу...
- Притормози-ка, Миша, - сказал Юрковский.
Михаил Антонович притормозил.
- Вот есть лунатики, - сказал он. - А у меня такая же слабость...
- Притормози еще, - сказал Юрковский.
Михаил Антонович замолчал и притормозил еще. Юрковский щелкал затвором. Михаил Антонович помолчал и позвал в микрофон:
- Алешенька, ты нас слушаешь?
- Слушаю, - басом отозвался Быков.
- Алешенька, у нас все в порядке, - торопливо сообщил Михаил Антонович. - Я просто хотел поделиться. Очень красиво здесь, Алешенька. Солнце так переливается на камнях... и пыль так серебрится... Какой ты молодец, Алешенька, что отпустил нас. Напоследок хоть посмотреть... Ах, ты бы посмотрел, как тут камушек один переливается! - От полноты чувств он снова замолчал.
Быков подождал немного и спросил:
- Вы долго еще намерены идти к Сатурну?
- Долго, долго! - раздраженно сказал Юрковский. - Ты бы шел, Алексей, занялся бы чем-нибудь. Ничего с нами не случится.
Быков сказал:
- Иван делает профилактику. - Он помолчал. - И я тоже.
- Ты не беспокойся, Алешенька, - сказал Михаил Антонович. - Шальных камней нет, все очень спокойно, безопасно.
- Это хорошо, что шальных камней нет, - сказал Быков. - Но ты все-таки будь повнимательнее.
- Притормози, Михаил, - приказал Юрковский.
- Что это там? - спросил Быков.
- Турбуленция, - ответил Михаил Антонович.
- А, - сказал Быков и замолчал.
Минут пятнадцать прошло в молчании. Космоскаф удалился от края Кольца уже на триста километров. Михаил Антонович покачивал штурвал и боролся с желанием разогнаться посильнее, так, чтобы сверкающие обломки внизу слились в сплошную сверкающую полосу. Это было бы очень красиво. Михаил Антонович любил делать такие вещи, когда был помоложе.
Юрковский вдруг сказал шепотом:
- Остановись.
Михаил Антонович притормозил.
- Остановись, говорят! - сказал Юрковский. - Ну?
Космоскаф повис неподвижно. Михаил Антонович оглянулся на Юрковского. Юрковский так втиснул лицо в нарамник, словно хотел продавить корпус космоскафа и выглянуть наружу.
- Что там? - спросил Михаил Антонович.
- Что у вас? - спросил Быков.
Юрковский не ответил.
- Михаил! - закричал вдруг он. - По вращению Кольца... Видишь под нами длинный черный обломок? Иди прямо над ним... точно над ним, не обгоняя...
Михаил Антонович повернулся к экрану, нашел длинный черный обломок внизу и повел космоскаф, стараясь не выпускать обломок из визирного перекрестья.
- Что там у вас? - снова спросил Быков.
- Какой-то обломок, - сказал Михаил Антонович. - Черный и длинный.
- Уходит, - сказал Юрковский сквозь зубы. - Медленнее на метр! - крикнул он.
Михаил Антонович снизил скорость.
- Нет, так не получится, - сказал Юрковский. - Миша, смотри, черный обломок видишь? - Он говорил очень быстро и шепотом.
- Вижу.
- Прямо по курсу на два градуса от него группа камней...
- Вижу, - сказал Михаил Антонович. - Там что-то блестит так красиво.
- Вот-вот... Держи на этот блеск... Не потеряй только... Или у меня в глазах что-то такое?
Михаил Антонович ввел блестящую точку в визирное перекрестие и дал максимальное увеличение на телепроектор. Он увидел пять округлых, странно одинаковых белых камней, а между ними - что-то блестящее, неясное, похожее на серебристую тень растопыренного паука. Словно камни расходились, а
