– Это кроссворд? – удивился прокурор. – Эдуард Владимирович, бросайте свою быковатую манеру, здесь присутствуют люди не ниже вас по положению и известности.
– Вы еще скажите, по популярности, – сгримасничала Ольга Дмитриевна.
– А почему бы и нет? – задумался известный адвокат.
– Ах, ну да, – вспомнил прокурор. – Вы же собирались о чем-то подумать. Уже подумали?
– Слушайте меня! – прокричал полковник. – Похитители выкрали нас – людей, от которых что-то зависит в областном центре. Люди разной степени известности и влиятельности, но тем не менее. Здесь нет кочегаров и плотников. Похитители не объявляются. Имеет место изощренная психическая атака и… мороз, который продлится еще как минимум несколько дней. Предлагаю пошевелить последними извилинами и вспомнить, при каких обстоятельствах произошли нападения. Лично меня подкараулили на трассе, когда мы с шофером и старшим лейтенантом Олегом Тарасенко возвращались в город из Отрадного с совещания у полномочного представителя президента в Сибирском округе. Насколько помню, из присутствующих в этом же совещании принимали участие Федор Михайлович, Иннокентий Адамович, Арнольд Генрихович и наша дорогая Екатерина Семеновна. Возможно, кто-то еще, толпа была большая. Рискну предположить, что нападения произошли примерно в одно время – скажем, с шести до девяти вечера 30 декабря. Выходит, банда большая, ублюдки действовали одновременно в разных концах города. Применялись эфир, хлороформ, удары по голове… – полковник иронично покосился на директора гимназии, у которого на макушке цвела выпуклая шишка. – Лично я ничего не помню. Но ведь не может быть, чтобы больше никто из вас ничего не запомнил! Обстоятельства, лица похитителей…
Невразумительно забормотал толстяк Иван Петрович. Все уставились на него исподлобья. Он смутился, закашлялся.
– Чего он там моросит? – поморщился полковник.
– Я на несколько секунд приходил в себя… – отчаянно сражаясь с собственной трусостью, промямлил Иван Петрович. – Меня как раз вырвало… Безбожно трясло, трещал мотор, было очень тесно, душно, больно… Я валялся на полу, рядом кто-то стонал, пытался подняться… Потом я снова потерял сознание… Это был не автобус, и не микроавтобус, и не легковая машина…
– Вездеход для перевозки грузов, – пояснил Буревич. – Такие штуки в отдаленных поселениях области используются коммерсантами даже летом. В них можно хоть по снегу, хоть по болоту и по бездорожью. В салоне помещается до нескольких тонн груза, а при желании и с десяток человек – если вповалку. Нас где- то перегрузили с городского транспорта на вездеход. Хоть ты тресни, ничего не помню… – Он залпом осушил стакан, после чего сделался еще трезвее и угрюмее.
– Это я пытался подняться, – побледнев, проговорил долговязый Арнольд Генрихович. – Очнулся… ну, конечно, возмутился, куда-то полез…
– Храбрый вы наш, – прошептала Ольга Дмитриевна.
– Да шли бы вы… – огрызнулся мужчина. – В кабине двое, по-моему, сидели. Все расплывалось, только очертания, я даже попытался дойти до них… Тут один из них поднялся, наехал на меня, что-то сунул в лицо, я помню отвратительный запах… И это все.
– Невероятно, – прошептала Екатерина Семеновна. – На КОГО они покусились… Им это с рук не сойдет…
– Сплетенье рук, сплетенье ног… – пробормотал директор. – Решили, секс, а это морг. Какой-то не очень деликатный получается розыгрыш, ангидрит его перекись через основание…
– И это все, что вы запомнили? – насупился полковник.
– А вы и этого не помните, – отмахнулся долговязый.
– Ну, хорошо, – полковник скрестил руки на груди. – Обстоятельства, господа, обстоятельства…
Дальше выяснилось, что господин Буревич услугами телохранителей не пользуется. Есть шофер, он довез его с совещания до подъезда, в котором и разразилось несчастье. Женщина в норковом капюшоне, из-под которого поблескивали только очки, догнала, попросила придержать лифт. Сделал, называется, доброе дело. Поездка в лифте прервалась, не начавшись. Прыснула, змеюка, в лицо нервнопаралитическим газом (а он, между прочим, запрещен!), мозги набекрень, весь в судорогах. Федора Михайловича вывели из подъезда, бросили в подскочившую машину – и адьёс, амигос, занавес…
Что касается прокурора, то он и до дома не успел дойти. Настроение было благодушное, предчувствие праздника, а еще полпред похвалил городскую прокуратуру за настойчивость и принципиальность. Отпустил шофера с миром, разрешив не заезжать во двор, шагал к своему подъезду, дышал морозным свежим воздухом. А у подъезда какой-то тип в надвинутой на глаза шапочке пытался завести «Жигули», метался между салоном и распахнутым капотом. Прокурор удивился мимоходом – откуда такая рухлядь у жильцов элитного дома? Но настроение было отличное, решил не вникать. Пошутил еще: «Как наша недвижимость, сэр? Может, помощь требуется?» Ведь Иннокентий Адамович Головач всегда готов прийти на помощь ближнему. Тот обрадовался: «Ну, если секундочка найдется – не сложно ли вам забраться в салон и повернуть ключ?» А что в этом сложного? Проблема лишь в том, что обратно из салона прокурор не выбрался. Там кто-то был, применил подлый прием, пустив газа в глаза…
Господина Аврамского Арнольда Генриховича, как и полковника, тормознули на дороге. Гаишник вырос из снежной мглы, ну и… Ну, сломалась от мороза мигалка! Водитель убежал разбираться – мол, что за вопиющее беззаконие! А Арнольд Генрихович только на миг прикрыл глаза и…
А вот Екатерина Семеновна Каледина по возвращении из Отрадного попросила водителя остановить у торгового центра «Солнечный город». Хотела прикупить подарок дочери: любимое чадо присмотрело нарядную прикроватную тумбочку за сорок тысяч. Оплатила, договорились о доставке на 31 декабря – за отдельное, разумеется, вознаграждение. «Посмотрите, к этой тумбочке есть очень милый журнальный столик. Они будут гармонировать просто великолепно, – предложил усатый менеджер. – К сожалению, их только привезли, мебель на складе, но это рядом». Одно утешало: физиономию менеджера она ЗАПОМНИЛА. Чего нельзя сказать о том, кто подкрался сзади и заткнул ей дыхательные пути смоченным в эфире платком…
Адвоката умыкнули из собственного кабинета. Он отпустил секретаршу, и как раз в промежуток времени между ее уходом и звонком на пульт охраны все и стряслось. Злоумышленник беспрепятственно проник в офис, врезал кулаком по челюсти, и дальше – темнота…
А Пискунова Ивана Петровича вообще ни за что схватили! Сидел в машине по своим делам, никого не трогал…
– Просто сидели, Иван Петрович? – внезапно заинтересовался прокурор. – С чего бы это вы просто так сидели в машине в такое неподходящее для этого время года?
– Человека ждал… – пробормотал Иван Петрович и начал покрываться пунцовыми пятнами.
– А пришел другой человек, – язвительно усмехнулся прокурор. – Я так понимаю, без адвоката вы ничего не скажете, Иван Петрович?
– Я адвокат, – встрепенулся Чичерин.
– Да пошли вы к чертовой матери! – разозлился Иван Петрович и отвернулся.
Гуся Владимира Ильича прибрали на стоянке у собственной школы. Разговорился со школьницей, которая подкараулила его. Девице вкатили «пару» по биологии за четверть, и она решила дать ему взятку, чтобы он воздействовал на преподавателя биологии. Но взяток Владимир Ильич не берет, он выше этого, сделал девушке внушение, хорошенько отругал, а когда она ушла… Физиономия господина директора по мере повествования становилась постной, а в завершение, чтобы не выдать своих «высоких» чувств, он тоже отвернулся.
– Еще один темнила, – проворчал полковник.
– Ну, ладно, хоть девушка в рассказе фигурировала, а не мальчик, – хихикнул прокурор. И уши в этот момент у отвернувшегося директора стали похожими на запрещающий сигнал светофора.
Ольга Дмитриевна Кашкалда сидела дома. Отгремели политические сражения, в которых она по долгу службы участвовала. Предчувствие Нового года шагало по планете. В огромной квартире – никого. Родители умерли, идеального мужчину не нашла, позвонила в ресторан, находящийся на первом этаже, сделала «скромный» заказ на пять тысяч рублей. Решила отдохнуть зимним вечером в одиночестве, в тишине и покое, чтобы не видеть опостылевших рож! Молодой человек, доставивший заказ, поначалу показался приличным. Но быстро разонравился – после того, как бросился на нее сзади и хорошенько придушил, – после чего ноги у Ольги Дмитриевны обмякли, и сознание растаяло, как пластилин на печке…
