присутствие. Пойдемте, Игорь Константинович, в другой раз поднимемся. В туалет мне что-то захотелось… – Полковник сделал судорожное движение бедрами. – Интересно, здесь имеются туалеты? Не на улицу же бегать в такой дубак.
– Кажется, было что-то похожее – в коридоре между гостиной и холлом. Но не думаю, что в баке есть вода.
– К черту воду, – оторвался от стены полковник. – Вы как хотите, а я возвращаюсь – что-то сурово меня прихватило…
– А я останусь, – понизил голос Волостной. – Прогуляюсь, осмотрюсь. Возвращайтесь, Эдуард Владимирович, сам справлюсь. – В голосе Волостного прорезалась насмешка.
– Думаете, это даст какой-то результат?
– Ну, какой-то даст.
И поджарая фигура молодого человека с бильярдным кием наперевес скользнула за угол…
К системе канализации дом, разумеется, подключен не был. Но здесь имелись собственные коммуникации. Дверь в туалет отличалась прочностью, имела щеколду изнутри и подвесной бак, из которого вода поступала в сливное устройство. Кто-то из похищенных уже воспользовался санузлом, не убрав за собой. Подавляя тошноту, перекосившись от брезгливости, полковник сделал свои дела, вымыл руки в крохотной раковине, подвешенной над приваренным к баку дополнительным краном, и вернулся в гостиную.
А там его появление даже не заметили. Истерика была в разгаре. «Нас похитили, это террористы, мне больно!» – билась в припадке Валентина Максимовна. Обмороженная щека у нее покрывалась белыми пятнами, и склонившийся над ней прокурор Иннокентий Адамович безуспешно пытался замазать щеку какой-то мазью, найденной в шкафу.
– Господи, где наши теплые вещи, как так можно жить? – стучала зубами, скорчившись на диване, еще не согревшаяся Екатерина Семеновна.
Угрюмый Буревич навалил полный камин углей, толкал туда обрывки газет, поджигал, ворошил эту кучу кочергой – и понемногу угли начинали потрескивать, распространяя тепло. Директор школы с птичьей фамилией растаскивал по углам калориферы – а их здесь было ровно четыре штуки (словно кто-то заранее позаботился), – подключал к розеткам, опасливо выставлял максимальный режим.
– Вы бы не слишком усердствовали, Владимир Ильич, – с подозрением косился на его манипуляции адвокат Чичерин. – Выбьет пробки к чертовой матери – и тогда нам точно карачун приснится.
– Не слушайте его, Владимир Ильич! – визжала окоченевшая Екатерина Семеновна. – Все включайте, пусть будет тепло!
Сильно маялся толстяк Иван Петрович, много думал, потел холодным потом, шнырял по сторонам глазами. Забрался в навесной шкаф, принялся вытрясать оттуда пачки с солью и крупами, посуду, бутылочки с уксусом, миниатюрные баллоны-картриджи для подключения к газовой плите, разорванный блок «Честерфильда», на который мгновенно положил лапу полковник. Долговязый Арнольд Генрихович в десятый раз обшаривал карманы, вновь вытаскивал кожаное портмоне, тужился, бледнел, выворачивал наизнанку его отделения.
– На этом месте могли быть ваши деньги, Арнольд Генрихович? – мрачно пошучивал косящийся на него Буревич. – Вас обчистили? Или не можете припомнить, что там было?
– А вас не спрашивают, Федор Михайлович, – огрызался долговязый. – Занимайтесь своим делом – оно у вас хреново, кстати, получается.
Но тем не менее камин худо-бедно начинал функционировать. Бледная и неразговорчивая брюнетка Ольга Дмитриевна, не рассчитывая на мужскую помощь, взялась за спинку массивного кресла и поволокла его к камину, задирая ковер. Пристроилась в паре метров от огня, посмотрела по сторонам, шагнула за скомканным одеялом. А когда вернулась, в ее кресле как ни в чем не бывало сидел полковник Эдуард Владимирович, сосал сигарету и сосредоточенно смотрел на огонь.
– Не поняла… – пробормотала брюнетка. – Эдуард Владимирович, вы что себе позволяете?
– Идите к черту, Ольга Дмитриевна, – отмахнулся полковник. – Я должен подумать.
– Потрясающе, – покачала головой брюнетка. – Вы такой бесподобный хам, что уже можете баллотироваться.
– Ну возьмите меня штурмом, если хотите, – огрызнулся полковник. – Отвяжитесь, Ольга Дмитриевна, подтащите другой стул, их здесь с избытком.
– Вы именно такой, каким вас видят люди, – разозлилась Ольга Дмитриевна. – Хотелось бы знать, имеется ли у вас хоть одно положительное качество?
– Конечно, имеется, – проговорил прокурор. – Отсутствие совести, например.
– А вас вообще не спрашивают, – огрызнулся полковник.
– И все же я не теряю надежды, что весь этот ужас – бездарный, но тщательный спланированный розыгрыш, – выдал, отступая от контекста беседы, директор школы.
– Мы тоже не теряем вашей надежды, – нервно гоготнул Буревич.
– А вы кто такой? – покосился на директора полковник. – Ах да, представитель гуманитарной организации, гордость нации… Для ваших регалий могли бы быть и поумнее, господин директор.
– Кешенька, да что же это такое, нас всех убьют, да? – внезапно сморщила нос Валентина Максимовна и обняла за шею оторопевшего прокурора. Не ожидавший такого поворота событий, тот уронил челюсть и как-то начал отстраняться от повисшей на нем женщины.
– Кешенька?.. – отреагировал полковник, закуривая очередную сигарету. – Ну, надо же, какие пикантные подробности всплывают…
– А что? – внес свою лепту Буревич. – У судьи и прокурора нормальные деловые отношения. Учитесь, господа, как надо совмещать работу и досуг.
– Какая гадость, – сплюнула Екатерина Семеновна и демонстративно отвернулась.
– Ничего, Екатерина Семеновна, – подал вкрадчивый голос адвокат Чичерин. – Случаются вещи и похуже секса. Послушайте, гости дорогие, – он деликатно кашлянул и обвел глазами присутствующих, – может, прекратим, в конце концов, выяснять отношения и обзывать друг друга всякими нехорошими словами? Я понимаю, что ситуация ужасная, наши семьи сейчас в панике, мы теряемся в праведном гневе и догадках, но… Новый год на пороге, все помнят? Почему бы нам не проводить Старый, пока не стали происходить какие-то неприятные события? Еды в достатке, алкоголя – хоть залейся – что же мы, господа, не русские люди, что ли? А идея насчет отравленных продуктов мне видится надуманной – во всяком случае, Владимир Ильич, отведавший местных деликатесов, пока жив.
– Спятил человек, – сокрушенно вздохнула Ольга Дмитриевна и покрутила пальчиком у виска.
Вообще идея достопочтенной публике понравилась. Время шло, в гостиной становилось тепло, таинственные похитители не объявлялись. Адвокат и директор уже кромсали кухонными ножами мясо и сыр, вскрывали банку с солеными огурцами. Арнольд Генрихович одной рукой держался за сердце, другой разливал по примитивным стеклянным бокалам шампанское, коньяк и текилу – согласно предпочтениям собравшихся. Валентина Максимовна, закутанная в одеяло, вцепилась в рукав прокурора и уже начинала сдавленно хихикать. Адвокат отыскал пульт и включил телевизор. Взорвалась пестрыми красками и традиционной бесталанностью неувядающая русская попса. «Выключите эту гадость», – перекривилась Екатерина Семеновна.
Только полковник Эдуард Владимирович не принимал участия в скорбном пире во время чумы. Он курил сигарету и напряженно думал, таращась на искрящие угли за декоративной решеткой. Внезапно он вышел из оцепенения и громогласно проговорил:
– Народ, кончайте бухать! Вы соображаете, что творите?!
Люди застыли, отвесив челюсти. Икнул, выплеснув коньяк из стакана, господин Буревич. Поперхнулась и закашлялась Ольга Дмитриевна, присутствующая при «застолье», но не принимающая участия в нервном галдеже.
– Будьте проще, полковник, – пробормотал адвокат. – Не только вам паршиво на душе! Так что ж теперь, заворачиваться в одеяла и ползти на кладбище?
– Вы идиоты! – взревел полковник.
– И что нас выдало? – ухмыльнулась Ольга Дмитриевна.
– Вы можете хоть на минуту сосредоточиться?
