обнаружил и вовсе удивительное. Он увидел дату оформления кредита.
На бумагах значился январь текущего года, а с фальшивой кинооператоршей он познакомился только в апреле.
– Любезная… – сказал писатель, чувствуя, что сатанеет, и с ненавистью уставился собеседнице в переносицу. – Как вы вообще могли рассчитывать на меня? Если! В момент оформления кредита! Мы! Были! Не знакомы!!!
В прошлом писатель служил в вооружённых силах. В своё время от такого его взгляда бледнели самые отпетые нарушители воинской дисциплины, а умению молниеносно ориентироваться в самой сложной обстановке и при этом сохранять самообладание завидовали многие и многие его коллеги.
В этот раз ни взгляд, ни самообладание ему не помогли.
– Я рассчитывала на тебя, – упрямо повторила шантажистка.
– Как? – взорвался писатель. – Как можно рассчитывать на человека, которого ты до этого ни разу в жизни не видел? Мало того, даже не знал о его существовании!!!
– Я рассчитывала на тебя, – явно не поняла сказанное собеседница.
'Иди в жопу, дура!' – мысленно послал шантажистку писатель. Ему очень хотелось озвучить это свое пожелание и вслух, но он сделал глубокий вдох и сдержался. Любой всплеск эмоций – это проявление слабости, а на войне слабых бьют. В том, что против него развязана самая настоящая война, он уже не сомневался. 'В каком ухе звенит?' – подумал он, и обострившееся восприятие тут же подсказало: послышавшийся в ушах свист стабилизаторов вскоре сменится разрывами тяжёлых авиабомб. Захотелось крикнуть: 'Воздух!' – и рыбкой нырнуть под ближайший икеевский столик. Писатель с сомнением взглянул на хлипкую одноногую конструкцию столика, затем на шантажистку. Последняя живо напомнила ему грозный вражеский бомбардировщик, под завязку набитый тяжёлыми бетонобойными бомбами. Или это не одинокий шальной бомбовоз, а целый тщательно спланированный авианалёт?
Для окончательной абсурдности происходящему не хватало сущей безделицы. Некоего завершающего штриха.
– А второго счёта, на ещё одни двести тысяч, у тебя с собой нет? – поинтересовался писатель.
– Есть! – обрадовалась шантажистка. – Вот! – и она, торопясь и путаясь в отделениях, выудила из недр своей сумки вторую, точно такую же пластиковую папку.
Второй комплект кредитных документов выглядел копией первого. В нём даже сумма значилась та же самая. Отличалась лишь дата оформления – в соответствующей графе значился май текущего года.
– Этот – тоже мне возвращать? – на всякий случай уточнил писатель и вытер ладонью разом вспотевший подбородок.
'Не нервничай! – мысленно приказал он себе. – Ни в коем случае не нервничай!'
– Ты, главное, первый кредит погаси! – посоветовала ему Застрахуй. – А там что-нибудь придумаем, – и успокоила. – У меня друзей много!
Но писатель отчего-то не успокоился.
– Вечер перестаёт быть томным, – заметил он. – Прощайте, мадам Грицацуева! – и встал, явно намереваясь удалиться туда, откуда получасом ранее пришёл – за стеклянную дверь, возле которой маячил грозного вида охранник.
– Стой!!!.. – рявкнула Застрахуй. – Будь, в конце концов, мужчиной! Хотя бы сто тысяч заплати!!! – и вкрадчиво добавила: – Ну чего тебе стоит? Прямо сейчас снимешь с карточки сто тысяч, и спи спокойно!
Оторопевший писатель и в самом деле остановился. Прикинул. Сто тысяч рублей составляли две с половиной его получки и, в качестве цены за душевное спокойствие, были суммой вопиюще чрезмерной. Да и не было у него на карточке такой суммы. Впрочем, душевного спокойствия теперь не было тоже.
– Охренела? – на всякий случай уточнил он.
– Ну хоть тридцать тысяч верни! Для начала! – взмолилась шантажистка. – Уж их-то я, всяко, на тебя истратила!!!
– На меня?! – окончательно ошалел писатель. – Когда это? И по какому поводу?
Мгновенное напряжение памяти и экспресс-поиск в ней полученных от шантажистки подарков отозвался короткими гудками. Эта дама подарками не разбрасывалась. В реестре непонятных, но имевших место быть фактов тоже ничего такого не значилось. Тем паче на такую сумму.
– На тебя, родимый! – не оставила путей к отступлению Застрахуй. – Ты же ничего про себя не рассказывал, вот мне и пришлось идти к колдунье!!!
– К колдунье? – изумился писатель и тут же ощерился. – А я тебя об этом просил? Опять же, почему такая сумма? – и, хмыкнув, мысленно отметил: 'Нет! Эту дуру точно надо мочить!!! Замочить, и прикопать!'
– Как 'почему'? – изумилась не подозревавшая о ходе его мыслей шантажистка. – А за гадание? И за то, чтобы блондинку и её сына извести, из-за которых ты ерепенишься! Пойми, ради тебя стараюсь!!! Потом 'спасибо' скажешь! Эта сука тебя приворожила, так что за избавление от неё – всяко тебе платить!
– Какая ещё блондинка? Какого сына?
– Ублюдка её. Четырнадцатилетнего! – огрызнулась Застрахуй.
Писатель снова напряг память.
Нет. Среди его знакомых – блондинок, обременённых четырнадцатилетними сыновьями, не значилось. Он вообще не испытывал пиетета к блондинкам. Ему нравились умные женщины. Вне привязки к их окрасу. Перед ним же сидела явная идиотка. Самоуверенная и наглая. Происходящее не лезло ни в какие ворота. Дальнейшее выяснение отношений смысла не имело.
'Иди в жопу!' – во второй раз, и снова мысленно, пожелал своей собеседнице писатель и удалился. Не оглядываясь и не комментируя.
Застрахуй даже расстроилась.
Что-то в происходящем было не так, – не вписывалось оно в стандартные реакции такого рода 'клиентов'. 'Ну, ничего-ничего! – успокоила себя шантажистка. – Будет и на нашей улице праздник!'
Когда он настанет и что для этого надо делать она не представляла. Осенило нашу героиню уже на выходе. На ступеньках бизнес-центра. Её словно молнией пронзило. Она даже остановилась: задуманное сорвалось из-за неправильного подхода!
'Путь к сердцу мужчины лежит через его желудок! Натощак мужики упрямы и несговорчивы', – вспомнила она цитату из недавно проштудированного пособия 'Замуж за миллионера'. Дейла Карнеги, купленного по совету продавщицы вместе с этим пособием, она так и не осилила. Тот оказался слишком заумным, к тому же требовал от желающих чего-либо добиться каждодневных усилий. – 'Для придурков написано! – вынесла Застрахуй свой вердикт в отношении Дейла. – То ли дело Оксана Робски и Ксюша Собчак!!! Не послушала умных женщин, и вот он результат!' – 'Тереть базар' с непоевшим писателем было тактической ошибкой, т. е. шагом опрометчивым и непродуманным.
'Ничего! – повторила она ещё раз, упрямо поджав губы. – Мы пойдём другим путём! Никуда он не денется!'
– Тут поблизости чебуречная есть? – спросила она куривших на крыльце мужчин.
– Там! – показал пальцем один из них в сторону метро.
Вернувшись в свой офис, писатель сделал себе кофе покрепче и, поставив исходящую сладким ароматом чашку перед собой, ещё долго не мог приступить к работе.
Он думал.
Так ничего и не придумав, открыл файл незаконченного письма в профильное министерство, дописал оборванное на полуслове предложение, отхлебнул из чашки превратившийся в холодное пойло кофе, и, неизвестно по какому поводу, заявил:
– Удавлю, суку!
Сидевшие за соседними столами коллеги удивлённо переглянулись, но ничего не сказали. Технари знают, что останавливать того, кто вышел на тропу войны, не столько опрометчиво, сколько чревато. Да и задавать вопросы такому человеку – себе дороже.
Враг никогда не дремлет.
Если у вас не имеется хотя бы завалящего плана боевых действий, а у вашего противника он есть – вы проиграете. Добрая половина великих стратегов стала таковыми лишь в результате банального отсутствия
