К этому времени Цхинвал уже днем и ночью обстреливался из Горийского района, продолжались террор на дорогах и самовооружение предоставленного собственной судьбе народа Южной Осетии. Южная Осетия восстала 20 мая, когда грузинскими боевиками были убиты 36 осетин, ехавших на рейсовом автобусе в Северную Осетию. Начались повсеместные активные боевые действия. Они не имели характера 'правильных' военных операций, однако оказались жестокими и разрушительными для крошечной республики. Всего с ноября 1989 года по 14 июля 1992 года, когда, согласно Сочинским договоренностям, в республику вошли трёхсторонние миротворческие силы, республика потеряла около 1500 человек (по другим оценкам – 3000), в том числе и мирных граждан, вследствие многомесячного обстрела Цхинвала, а также полного уничтожения (сожжения) 111 деревень. Около 2500 человек были ранены. Огромное число людей (иногда называют цифру свыше 50% населения республики) стали беженцами. Такого народы бывшего СССР не видели со времён Великой Отечественной войны.
Глава 7. Цхинвали. Утро после боя
Земляк Сан Саныча подъехал перед самым рассветом. Бодро прошагал ко входу гостиницы, резко хлопнул входной дверью.
– Шевчук! Земеля! Живой? – заорал он прямо с порога и, хитро покосившись на выглянувшего из своей комнаты любопытного интенданта, добавил: – А то мне тут какая-то пьянь по телефону наплела, что ты ранен!
Обиженный интендант напустил на физиономию выражение озабоченной рассеянности и скрылся в своей комнате.
Майор, уже одетый, встретил земляка кислой улыбкой.
Пожимая руку, капитан пригляделся к нему. Увидав обильно залепленную свежим пластырем шею, сбавил тон:
– Сильно зацепило?
– Так… – усмехнулся майор. – Кровищи, правда, вытекло столько, что пришлось плавки выбросить…
Десантник коротко хохотнул:
– Так это ви, Санья, не есть раненый. Ви есть симулятор! Эсли у фас крофь ф трусы, это есть женский неприятность!
– Иди к чёрту, Серёга! Сам ты неприятность! Женская! – рассмеялся майор. – Вот скажи, за что я тебя, хама такого, люблю?
– Любить люби, но не доводи дело до извращений! – нашёлся капитан. – Ты лучше подумай, как будешь жене отсутствие плавок объяснять? Командировка, дело молодое?
Балагуря, земляк не забывал окидывать цепким взглядом раскуроченные пулевыми попаданиями стены, зияющие россыпями свежих отверстий хлипкие фанерные двери…
Бочком появившегося из туалетной комнаты солдата он заметил первым:
– А, герой!.. Ну-ка, иди сюда! Уложил–таки вражину? Видал – валяется как тот баклажан на грядке! Ай да молодой! Ай, молодец!
Боец виновато приблизился.
– Это не я, это – товарищ майор…
– Из пальца? – сощурился капитан и, выждав паузу, заорал, как на полковом построении. – Ты почему своё оружие постороннему отдал? Ты на посту был! Сгною!!!
Перепуганный солдат очень натурально изобразил предобморочное состояние. Майор, тоже не ожидавший от своего земляка столь красочной акустической несдержанности, вскипел:
– Короче так, земеля! Ты сам при восемнадцати невооруженных офицерах необстрелянного пацана оставил! Мне что, внятно и доходчиво объяснить, что ты нас всех подставил? И своего солдата – тоже! Хорош командир, нечего сказать…
Капитан оторопел:
– Сань, кто ж мог знать…
– Ты и мог! Сам же предупреждал! Давай договоримся: если эта тема со мной или без меня, ещё раз поднимется – по всем землякам пущу слух, что ты скурвился! В конце концов, я дал СЛОВО ЧЕСТИ твоему солдату, что всё будет в порядке… Ты и меня подвести хочешь?
Капитан отрицательно помотал подбородком и покосился на подчинённого, замершего с отрешённым выражением лица.
– Лихо!.. Кстати, воин, а что это ты такой мокрый? Вспотел, или это слёзы раскаяния?
– Хорош паясничать! Он, когда в темноте к окну бежал, на ведро с водой налетел. Растянулся. Там каждая секунда дорога была. Опять же, подумай, какой с этого салабона в такой ситуации боец? Да ещё после 'битвы' с ведром грязной воды? Я прав?
– Ну…
– Что, ну?! Прав или нет?! Между прочим, он мне автомат только под честное слово и дал. Упирался ещё, герой…
– Ладно уж, – сдался капитан, – проехали…
Показав жестом просиявшему солдату, что тот прощён и может улетучиться, двинулся в комнату майора, недовольно бурча под нос что-то заковыристое, не из области изящной словесности.
Оставшиеся до рассвета полчаса земляки посвятили обсуждению произошедших в гостинице событий.
Когда начало светать, добрая половина проживавших в гостинице офицеров потянулась на выход. Подымить. Посмотреть. Обсудить ночные события.
Раскуривая сигареты, они торопливо выпускали дым в сторону восходящего светила и тревожно щурились на наливавшийся розовым соком восточный участок неба.
Некурящие, расположившись с наветренной стороны, просто дышали.
Утренний воздух отдавал послевкусием так и не успевшей выпасть росы.
Когда сигареты были докурены, группа постояльцев, непроизвольно оттягивая необходимость осмотра главного результата ночной перестрелки, принялась за осмотр здания.
Весь фасад был разбит пулями.
С юго-западной стороны в окнах гостиницы ни одного целого стекла не обнаружилось. Оставалось только удивляться, что среди постояльцев не оказалось ни убитых, ни всерьёз раненых.
Капитан, на правах офицера имеющего наибольший боевой опыт, уверенно принялся за разбор диспозиции:
– Всё просто: один стоял здесь, второй – там… Вон как насорили гильзами – по два рожка расстреляли, не меньше. Дождались темноты и устроили здесь фейерверк. Для затравки и куража, пустили пару очередей туда-сюда, потом сосредоточили огонь по окнам, в которых продолжал гореть свет. Смтрите – издолбали проёмы, как стая бешеных дятлов. Надо полагать, увлеклись стрельбой по движущимся теням, а про затемнённые окна – забыли. Вот у тебя, Саня, и появился шанс им ответить… – капитан замолк, почесал в затылке.
– Пошли на ночного стрелка полюбуемся?
Убитый милиционер действительно был капитаном. Он лежал среди разбросанных автоматных гильз ничком, неловко вывернув руки.
Лицом и плечами стрелок угодил в лужу с густой, раскатанной автомобильными колёсами, грязью.
