он, полковник Стрепетов, исполняющий обязанности начальника контрразведки Российской империи...
Василий Тарасович Данченко вкусно пообедал в своем кабинете – еду ему доставили из «Русской избы», ресторана, которому он отдавал предпочтение и на работе, и вне службы. Взглянув на часы, генерал-лейтенант поморщился. Встреча, о которой он договорился, должна была состояться через пятнадцать минут, и потому следовало поторопиться.
Адъютант вытянулся возле своего стола при его появлении в приемной, кинулся подать плащ, но Данченко махнул рукой – не надо. Спустившись к стоянке служебных машин, он сел в глидер и сказал, куда его доставить. Лететь было недалеко. В парковой зоне пригорода Санкт-Петербурга, где вдоль живописных прудов любили гулять няни с младенцами и кататься верхом те, кто имел возможность держать лошадей, сегодня, благодаря дождливой погоде, не должно было быть много народа. К тому же близился вечер.
Данченко вышел из глидера, припарковавшегося под деревьями. Накрапывал дождь, и он пожалел, что отказался от плаща. В деревянной беседке, нависшей над прудом, его уже ждали. Василий Тарасович до сих пор не мог простить Леонидову и Лиховцеву, что его – начальника разведки Генерального штаба – обошли при подготовке операции с капитаном первого ранга Бергером. В конце концов, он имел не меньше полномочий, у него огромный послужной список, личные благодарности от Его Величества, а если он наденет все награды, то может идти на абордаж, не надевая брони. Наконец, он из всех троих старший по званию и по возрасту! Они по сравнению с ним – сопляки!
Василий Тарасович так накрутил себя, что кровь бросилась в голову. Он ослабил воротник. Ладно, господа, посмотрим, кто из нас окажется прав.
Полковник Стрепетов поднялся при его появлении, бросил руку к козырьку фуражки.
– Да что ты, Вадим Сергеевич, – добродушно махнул рукой Данченко, – мы ведь коллеги, да и генерал ты, без пяти минут. Давай уж без церемоний.
Сейчас он более чем когда-либо походил на доброго дядьку, который больше всего в жизни ценит простые радости – вкусную еду, крепкую выпивку, веселых красивых женщин. Василий Тарасович умел, когда хотел, быть обаятельным, и роль простого, как табуретка, мужика давалась ему легко.
– Как там комиссия? – спросил Данченко, опускаясь на скамейку. – Шустрит?
– Землю роют, – в тон ему ответил Стрепетов. – Ребята уже на грани, Василий Тарасович. Хоть бы знать, кого ищут, мы бы сами разобрались.
– Ну, если пригрели змею на груди, так теперь терпите.
Стрепетов закурил, разогнал дым рукой.
– А была она, змея-то? Впечатление такое, что комиссия ничего не нашла и теперь просто тянет время. Не с чем ей идти к вам с Леонидовым и Лиховцевым. Может, не хотят меня ставить во главе службы? – с чуть заметной обидой спросил полковник. – Так я за чинами и званиями не гонюсь и никогда не гнался. Я и простым «волкодавом» работать могу, мне не привыкать.
– Ну, это ты зря. Кроме тебя...
– Я дважды ранен, горел, у меня пять орденов от государя. Вот он я, как на ладони, – Стрепетов отбросил папиросу, вскочил и, сунув руки в карманы, прошелся по беседке. – Я к тебе, как к старшему товарищу, Василий Тарасович, как к офицеру. Чувствую я, чего-то мне недоговаривают. Даже если комиссия сделает заключение, я его не увижу, так мне кажется. Что я, по-твоему, должен делать, как поступить?
– А ты сам как думаешь: что произошло с Амбарцумяном?
Стрепетов пожал плечами:
– Ну, следствие ведь не закончилось. Как я знаю, по официальной версии...
– Это для прессы. Ты сам что думаешь?
– Кто-то против нас сильно сработал, Василий Тарасович. Не буду скрывать, разные дурацкие мысли лезли, даже и говорить не стоит. Чертовщина всякая.
– Чертовщина... да, проще всего объяснить произошедшее чертовщиной, – согласился Данченко, пристально посмотрев на полковника, – только ведь не бывает этого. Ты меня извини, я постарше тебя буду и в разведке поболе служу, но и я ни разу ни с чем потусторонним не встречался. А некоторые... – Данченко оборвал себя. – Ладно. Вот тебе мое предложение, полковник. Есть у тебя надежные люди в управлении?
– Найдется десяток.
– Давай-ка мы это дело будем сами раскручивать. Леонидову и Лиховцеву, естественно, ни слова. В конторе тоже об этом помалкивай. Думается мне, или Бюро здесь напортачило – они вообще грубо работают, либо лигисты из Сервис. Вот из этого и будем исходить. Наши контакты, конечно, скрыть не удастся. Для всех я с тобой советуюсь, как усилить твою службу. Ты ведь знаешь, что кроме тебя вряд ли кого поставят на замену Амбарцумяну. – Данченко понизил голос и поманил Стрепетова: – Скажу по секрету, указ о твоем назначении уже подписан. Там, – он поднял палец к небу, – ждут окончания проверки. Но учти, я тебе этого не говорил. Знаю я тебя, – Данченко шутливо погрозил полковнику, – ты ведь хитрый, как лиса, а между нами давай уж прямо, без уверток, разговаривать. Это, так сказать, аванс тебе в счет будущей дружбы.
– Понял, – Стрепетов порывисто протянул руку. – Я этого не забуду, господин генерал-лейтенант.
– Василий Тарасович меня зовут. Для своих я – просто Василий Тарасович.
Довольный встречей, Данченко вернулся к машине, сел на заднее сиденье, приказал везти себя домой и пробормотал:
– Ну вот, а господа из безопасности и флота пусть играют в свои игрушки.
Подумав, он набрал на коммуникаторе номер Леонидова. Ответил адъютант, который сухо доложил, что Анатолий Остапович сейчас разговаривает с Григорием Даниловичем Лиховцевым. Данченко отключился и криво усмехнулся. Что ж, господа, посмотрим, кто на финише будет первым.
Константин Бергер вышел на крыльцо. За шиворот с крыши скатилась дождевая капля. Он отступил под козырек.
– Здравия желаю, господин капитан первого ранга, – бодро приветствовал его молоденький сержант с едва наметившимися усиками и румянцем во всю щеку.
Сержанту сменяться было через три часа, накидка его блестела от дождя, но вид, как и положено морпеху, был бодрый, хотя и несколько тоскливый. И то – ребята в казарме или в увольнении, а он тут, охраняет офицера, который сидит под домашним арестом. Вот ведь повезло.
– Привет, – буркнул Бергер. Час назад он предложил парнишке сто граммов водки, чтобы не простыл служивый, но тот гордо отказался. – Не передумал насчет лекарства?
– Никак нет. Вот сменюсь, – морпех ухмыльнулся, – тогда и согреюсь.
– Как хочешь, – сказал Бергер и ушел в дом – вид раскисшей земли и мокрого леса настроение не поднимал.
А настроение у Константина Бергера было хреновое. Тоскливо ему было. Думал, отоспится, так нет, и сон не идет. Не думал он, что скучать будет. Первые дни, правда, он провел в ожидании визита неизвестно кого. Проверил оружие, систему связи. Страховали его надежно: даже если бы дом взяли под дистанционное наблюдение, это было бы обнаружено моментально – пассивные датчики только и ждали изменения в электронном поле. Но нет, ничего не было. Ничего. Единственное, куда не стали ставить дополнительную защиту, это на домашний коммуникатор. Вернее, стандартная аппаратура работала в обычном режиме, кодируя сигнал, но кодировка была обычная, гражданская, только от любопытных, поэтому раскодировать сигнал для любой разведки было делом плевым. И эту лазейку оставили для возможных гостей.
Бергер вспомнил мокнущего под окном сержанта. Пост они поставили напрасно. Если кто-то захочет навестить опального заместителя начальника разведки флота, сержант ему не станет помехой. Убивать, скорее всего, не станут... хотя, кто знает. Зависит от того, кто пожалует. Если пожалует. «С кеситой» и «золотыми кольцами». Интересно, предложат деньги или сразу начнут ломать психику? Черт, он думает так, будто визит – дело решенное. А если все-таки не клюнут?
Константин Карлович решительно подошел к коммуникатору и набрал номер Леонидова.
– Господин контр-адмирал? Здравия желаю, – сказал Бергер неприятным голосом, давая понять тоном и обращением по званию, что предполагает возможность прослушки, – я прошу вас снять пост от моего дома.
– Константин Карлович, существует устав, вы его прекрасно знаете. А если забыли, то я напомню: офицер, находящийся...
