«Все-таки молодец „царь“, – подумал Бергер, – с полуслова понимает».
– Можете не утруждаться. Я прекрасно помню устав. Но неужели вы не понимаете, что это унизительно? Я из дома не могу выйти, как рядом оказывается этот мордоворот. Прямо уголовник какой-то, судя по физиономии. К тому же он, кажется, пьян. – Бергер мысленно попросил у сержанта прощения.
– Позволю себе напомнить, господин капитан первого ранга, – Леонидов взял тоном выше, – что вы не в отпуске и не по болезни сидите дома. Вы находитесь...
– Я русский офицер и дворянин, ваше превосходительство! Прошу избавить меня от выслушивания прописных истин. Я дал слово чести, и если вы не знаете, что такое...
– Не усугубляйте свое положение, Бергер, – голос Леонидова был холоден как лед, – не стоит забываться.
– Прошу простить, – угрюмо сказал Константин Карлович.
– Так-то лучше. Хорошо, пост я сниму под свою ответственность, помня ваши былые заслуги. У вас ко мне что-нибудь еще?
– Никак нет, господин контр-адмирал. Благодарю.
Отключившись, Бергер подмигнул коммуникатору и потер руки. Ну вот, последний барьер снят. Если и теперь никто не пожалует, то, стало быть, они и впрямь ошиблись в своих выводах. Либо этот «кто-то» раскусил их игру...
– Значит, система совершенно открыта?
– Сюда по тому, что рассказал нам уважаемый мистер Нойштадт, – да!
Нойштадт согласно кивнул и продолжил:
– И никаких работ, направленных на укрепление обороны планеты, не ведется. Мы побывали на большинстве промышленных объектов. И все они связаны только с развитием промышленной базы, транспорта и жизнеобеспечением.
– А те, на которых вы не успели побывать или которые вам не показали?
Полковник (хотя уже в отставке) Вазерли пожал плечами:
– Не думаю... если провести оценку распределения имеющихся людских ресурсов, то, за вычетом населения, ограниченно трудоспособного по возрасту, а также больных и травмированных, они могут задействовать на других объектах едва ли более полутысячи человек. А вы сами понимаете, с точки зрения планетарной обороны это даже меньше чем ничто.
Нойштадт вновь согласно кивнул:
– Судя по тому, что я увидел, у них крайне, я подчеркиваю, крайне ограниченные ресурсы. Им не хватает даже самого необходимого. И его неоткуда взять. Так что если даже они и сумеют что-то восстановить, то это будет такой мизер, который не стоит и принимать во внимание.
Вазерли поддакнул:
– Да и данные бортового сканера подтверждают отсутствие каких-либо крупных источников энергии в прилегающем пространстве. Даже в районе Акмона идентифицируются только генераторные поля полевой, а не промышленной мощности.
Майкл пожевал губами и задумчиво поднял глаза к потолку. Нойштадт молча смотрел.
– Ну что ж, давайте поблагодарим мистера Нойштадта за отлично выполненную работу и... Вазерли, я думаю, у вас теперь есть все необходимое.
Полковник Вазерли встал, склонил голову в коротком поклоне и молча покинул кабинет. Некоторое время после того, как за ним закрылась дверь в кабинете главы «Макнамара инкорпорэйтед», висела неспокойная тишина, а затем Нойштадт тихо произнес:
– Мистер Макнамара, можно задать вам вопрос?
Хозяин кабинета опустил взгляд и, направив его на собеседника, молча кивнул.
– А зачем вам это?
Макнамара несколько мгновений обдумывал вопрос, а потом пожал плечами и ответил вопросом на вопрос:
– А вам?
– Мне? – Нойштадт криво усмехнулся, – ну... это просто. Я НЕНАВИЖУ этих людей. Их убогую веру, их кроличье желание размножаться. Их муравьиную привычку жить разновозрастной кучей. Их пренебрежение к индивидуальности и правам личности. Они оскверняют все, во что я верю, – право личности на самореализацию, абсолютную свободу самовыражения, мое эстетическое чувство, наконец. – Во время этой тирады Нойштадт пришел в такое возбуждение, что в конце ее даже возмущенно зашипел. Макнамара понимающе кивнул.
– Да-да, припоминаю... ваш Манифест... по-моему, вы писали, что именно из-за этого не собираетесь вступать в брак.
Нойштадт гордо склонил голову в величественном жесте согласия.
– Да. Брак – это путы на ногах свободного человека. Так же как и дети. Я готов жить с женщиной абсолютно свободно, не принимая на себя никаких обязательств и оставляя за собой право прервать наши отношения в любой момент, когда почувствую, что они стали мне в тягость. Так же строятся мои отношения и с мужчинами. Но при этом я оставляю за ними право на такое же отношение ко мне...
Макнамара вновь согласно кивнул, припомнив при этом, правда, ту мутную историю с мальчиком, которой были полны все газеты около пяти лет назад. Нойштадта тогда обвиняли в том, что он нанял киллера для своего бывшего любовника, бросившего его. Того, кажется, звали Карел, и он был с Земли, из маленького городка в Центральной Европе. Нойштадт подцепил его во время своего очередного лекционного тура. Подцепил, вывез с Земли, открыл перед ним весь огромный мир, а паренек, возможно даже под влиянием его, Нойштадта, собственных лекций, решил, что ничем тому не обязан. И что имеет полное право на личную свободу. Ну и нарвался... Впрочем, полиция так ничего доказать не смогла. Улики были слишком зыбкие. А Нойштадт развернул целую бурю в прессе, размахивая своими воззрениями как сигнальными флагами и вопя, что уж он-то, с его-то убеждениями, никоим образом не стал бы хоть как-то препятствовать своему Карелу и уж тем более мстить ему столь чудовищным образом. И вся эта кампания в прессе предпринята его врагами с целью дискредитировать его самого... Но у Майкла были свои источники, и он знал, как все обстояло на самом деле. Более того, в его домашнем сейфе хранилась кое-какая информация, позволявшая прижать Нойштадта, в случае, если тот решит попытаться провернуть свои взбрыки относительно абсолютной свободы истинной человеческой личности с ним, Майклом Макнамарой. Впрочем, пока тот не вызывал особых опасений, то ли действительно считая Майкла соратником, разделяющим его мировоззрение, то ли просто чуя, что с мистером Макнамарой лучше не ссориться.
– ... детей, – продолжал между тем Нойштадт, – я полностью согласен с тем, что хорошие гены должны множиться, и понимаю свою ответственность перед свободным обществом. Поэтому я готов сдать свою сперму для дальнейшего использования, скажем клонирования или искусственного оплодотворения. Но я никому не позволю ограничивать мою свободу...
Майкл понял, что Нойштадт сел на своего любимого конька. А значит, на его вопрос, прямо скажем опасный вопрос, можно не отвечать. Нойштадт сам придумает на него ответ, причем тот, который его полностью удовлетворит...
Выпроводив Нойштадта, Майкл некоторое время стоял около окна и смотрел на раскинувшуюся перед ним панораму Нью-Вашингтона. А мысли крутились вокруг только что закончившегося разговора. Бедный, глупый Нойштадт. Он даже не подозревает, какое это наслаждение, служить истинно высшей силе...
Мелодично запиликал коммуникатор. Майкл негромко бросил:
– Слушаю.
– Мистер Макнамара, к вам мистер О'Киф.
– Пусть заходит.
О'Кифа Майкл встретил уже сидя на своем месте.
– Привет, старина, садитесь. Ну как, не закисли на преподавательской работе?
– Да нет, мистер Макнамара, все отлично.
– Да ладно, – усмехнулся Майкл, – а то я не вижу. Вы привыкли быть в гуще событий, а не читать лекции с девяти до пяти. Ну что ж, радуйтесь, у меня есть для вас работа.
О'Киф обрадовано подался вперед. Ему и впрямь надоело изображать из себя добропорядочного профессора. Когда ты вертишь тысячами людей, среди которых и высшие менеджеры, и пираты, и даже сам
