– Пожалуй, у меня имелось на то около полудюжины причин, – сказал он наконец. – Вы уверены, что хотите выслушать, каких именно?
Нет, подумала Кэссиди.
– Да, – сказала она вслух.
– Во-первых, я не хотел идти один. Я провел в одиночке почти целый год и очень боялся выходить один на улицу.
– Вы ничего не боитесь!
– Если хотите услышать все причины, то не обсуждайте их, – терпеливо промолвил Тьернан.
– Извините. Какова же вторая причина?
– Вторая состоит в том, что ваш отец хочет удостовериться, что я побывал у Беллингема. В-третьих, мне хочется утереть нос Марку. Я хочу войти к нему с вами под руку, это немного собьет с него спесь и поубавит уверенности в собственной непринужденности и способности затащить в постель любую женщину. В- четвертых, – продолжил он, решительным жестом обрывая вялый протест Кэссиди, – я хочу, чтобы генерал Скотт увидел нас вместе и убедился, что все его уловки пошли насмарку, что в мои сети попалась еще одна невинная жертва, а он бессилен мне помешать.
Кэссиди молчала, резкие слова Тьернана поразили ее до глубины души.
– В-пятых, – как ни в чем не бывало продолжил он, – мне очень хотелось побыть с вами, и я был уверен, что ваш отец сумеет заставить вас составить мне компанию.
Кэссиди хотела было заговорить, но так и не сумела. Однако несколько секунд спустя, прокашлявшись, сказала:
– Вы назвали только пять причин, Ричард, причем большей частью выдуманных. А говорили, что их по меньшей мере полдюжины.
– Шестая, – промолвил он, хищно оскалившись, – заключалась в том, чтобы проверить, насколько вы поддаетесь моему влиянию. В моем присутствии вы чувствуете себя не в своей тарелке, никак не можете разобраться в своем отношении ко мне: то ли презираете меня, то ли боитесь до полусмерти.
– Нисколько я вас не боюсь, – возразила Кэссиди.
– Неправда! Всякий раз, глядя на меня, вы вспоминаете, за что я был осужден.
– И мне совершенно не за что презирать вас, – упрямо добавила Кэссиди.
– Еще одна ложь! Вы меня боитесь и ненавидите, но вас тем не менее влечет ко мне.
Кэссиди даже не стала это отрицать.
– А почему, по-вашему, я согласилась остаться в Нью-Йорке? – спросила она, горделиво поднимая голову и глядя в глаза Тьернану. – Помимо того, чтобы помогать отцу, меня еще разбирает любопытство; ваше дело, по-моему, уникально. Книга должна выйти потрясающая.
– Вы остались вовсе не из любопытства, Кэссиди, – поправил ее Тьернан мягким, почти отеческим тоном. – И вовсе не тайна смерти моей жены интересует вас. А я сам!
На несколько мгновений у Кэссиди перехватило дыхание, и она не могла вымолвить ни слова, точно завороженная этой непонятной и необыкновенно притягательной личностью. Но затем все-таки опомнилась.
– Больше всего меня интересует ваще непомерное самомнение, это нечто феноменальное, – заявила она.
Вместо ответа Тьернан взял ее под руку; Кэссиди оказалась в плену. Она напряглась, но вырываться не стала.
– Вот видите, – негромко произнес он, – двое прохожих спокойно гуляют по Парк-авеню. Никому и в голову не придет, что в их душах царит полный мрак.
– В моей душе никакого мрака нет, – возразила Кэссиди.
Тьернан приостановился и посмотрел на нее в упор.
– Как это нет? – переспросил он. – А я?
Комната для переговоров в конторе «Беллингем и Стернс» скорее напоминала военный лагерь. Джером Фабиани и генерал Скотт расположились по одну сторону широченного орехового стола, скрестив на груди руки и насупившись. Напротив них сидели Марк, явно не причесывавшийся с утра Шон и Тилл Элдер, издатель, выпускавший книги Шона в течение уже лет двенадцати, а то и больше. Еще несколько человек, которых Кэссиди видела впервые, разместились по разные стороны баррикады.
Как только все присутствующие оглядели вошедшую пару, Ричард снисходительным жестом высвободил ее руку. Кэссиди так и подмывало прошипеть ему что-нибудь обидное, однако она сдержалась. Поочередно обводя взглядом лица присутствующих, попыталась определить царящее в комнате настроение. Марк показался ей встревоженным, лицо генерала было преисполнено скорби, а вот Шон, напротив, выглядел довольным, почти веселым. Впрочем, никому из них она не поверила.
– Извините за опоздание, – промолвила она, проскальзывая на свободный стул между своим отцом и Тиллом.
– Не стоит, – великодушно кивнул Марк. – Мы еще толком и не начинали.
Кое-кто начал перешептываться. Тилл, потрепав Кэссиди по руке, вполголоса обратился к ней: – Рад, что вы вернулись, Кэсси. Ваш папаша, конечно, нечестивец, но он вас любит, и ему на самом деле нужна ваша помощь. Боюсь, впрочем, что на сей раз кусок окажется ему не по зубам.
– Почему бы не сказать ему, что вы не станете публиковать его книгу? – прошептала Кэссиди.
– Потому что в первую очередь я бизнесмен, а уже потом его друг, – напыщенно ответил Тилл. – А за этой книгой наверняка выстроятся длиннющие очереди.
Ричард Тьернан устроился по соседству с Марком и молча, с каменным лицом выслушивал адвоката, оживленно нашептывавшего ему на ухо. Он сидел напротив генерала Скотта, взиравшего на своего зятя с откровенной злобой и ненавистью. Ричард же невозмутимо смотрел сквозь него, словно не замечая.
Заседание открыл Джером Фабиани, сразу взяв быка за рога.
– Не знаю, чего ради мы здесь собрались, – начал он медоточивым голосом, которым недавно требовал вынесения смертного приговора и который обеспечил ему завидную политическую карьеру. – Суд присяжных уже рассмотрел дело господина Тьернана и признал его виновным. Однако, несмотря на мои протесты, Верховный суд принял его апелляционную жалобу, и вот теперь господин Тьернан волен беспрепятственно разгуливать по улицам Нью-Йорка. Если его уважаемому адвокату требовалось больше времени на подготовку к слушанию, совершенно ни к чему было выпускать подзащитного из Даннеморы. Каждый день пребывания Ричарда Тьернана на свободе несет страшную угрозу для общества. Я не намерен более терпеть и уж тем более потворствовать такому положению дел.
– Любой человек невиновен, Фабиани, пока его вина не доказана, – вмешался Шон.
Фабиани взглянул на писателя с нескрываемым презрением.
– Его вина доказана неопровержимо, мистер О'Рурк, – процедил он. – Когда мы покончим с этим фарсом насчет апелляции, то, надеюсь, власти штата Нью-Йорк выполнят свой долг. И нечего надеяться на такой смехотворный бред, как отмена смертного приговора!
– Меня, признаться, это не беспокоит, – громко заговорил генерал Эмберсон Скотт. – В тюрьме о нем кто-нибудь наверняка позаботится. Если не сокамерник, то любой другой совестливый человек. Даже у самых отпетых мерзавцев есть кодекс чести. Они не пощадят убийцу собственных детей.
Ричард не выказал ни малейших признаков гнева; напротив, на губах его заиграла язвительная усмешка, от которой по спине Кэссиди пробежал холодок. Скотт же, заметив эту ухмылку, как с цепи сорвался. Он вскочил и попытался, перегнувшись через стол, ударить Тьернана. Несколько человек вскочили с мест и с трудом удержали его. Ричард тоже встал, медленно и невозмутимо.
– Совершенно не понимаю, зачем меня вызвали, – произнес он утомленно. – Вы тут и сами обо всем договоритесь. Я пойду прогуляюсь. – Его глаза с вызовом уставились на Кэссиди. – Вы идете?
Кэссиди заколебалась. Мало того, что ей вовсе не хотелось подчиняться его воле, но и покидать эту комнату в обществе человека, способного на столь чудовищные злодеяния, было не очень приятно. Впрочем, в самом ли деле он убийца? Виновен ли он в том, в чем его обвиняют, или является непонятой, загнанной и несправедливо преследуемой жертвой судейского произвола?
Нет, этого гордо возвышавшегося над всеми мужчину язык не повернулся бы назвать жертвой. Не мог он быть жертвой. И тем не менее, как ни мечтала Кэссиди его ослушаться, выбора у нее не было. Мало того, что Шон как полоумный пинал ее под столом, так и самое ее существо стремилось к Тьернану.
