— Что-нибудь есть «Бодрому»?
— Нет, товарищ командир, — ответила трубка.
— А сводка?
Грачев доложил, что воздушные ракетоносцы нанесли внезапный удар по морскому десанту «синих». В районе острова Белого нашим противолодочным кораблям удалось обнаружить две подводные лодки «противника». Корабли вызвали гидросамолеты, и те обложили лодки радиобуями. Сброшено пять торпед, две из них поразили подводного «противника».
Скляров выключил в каюте свет. Неожиданно возникла мысль: а не попытаются ли лодки «синих» именно здесь форсировать противолодочный рубеж? Ведь в этом районе один «Бодрый»... Он устало зевнул. Под гул работающих турбин и грохот моря Скляров задремал. Очнулся, почувствовал чье-то прикосновение к плечу. В темноте разглядел лицо Петра Грачева:
— Товарищ командир, радиограмма...
Скляров включил свет и пробежал текст глазами. Штаб флота приказывал незамедлительно выставить минное заграждение в районе, где была обнаружена подводная лодка. Радиограмму подписал Журавлев. Скляров понял, что это неспроста, времени терять нельзя. Он взял с вешалки шинель и поспешил на ходовой мостик.
На верхней палубе было свежо, Скляров на ходу застегивал на шинели пуговицы. Море черное, как и небо. Вода холодная, тяжелая. Волны глухо ударяли в борта.
«Я переживал, что останусь в стороне от боевых дел, и напрасно, — размышлял Скляров, поднимаясь на ходовой мостик по скользкому трапу. Трап весь в воде, даже сюда попадали брызги. — Кто же это придумал — ставить мины? Видно, комбриг Серебряков, но только не адмирал. Ему предложили мой корабль, и он росчерком пера все узаконил. Что ж, я доволен. Я не собираюсь отступать. Пройдет некоторое время, и мины будут выставлены, они преградят субмарине курс. Только бы не потерять время. Тут важна каждая минута...»
На мостике старпом и штурман Лысенков при свете ночного фонаря что-то разглядывали на карте.
— Что вы там гадаете? — спросил Скляров, подходя.
Комаров не замедлил сказать, что район постановки мин выбран весьма удачно. Но его смущает одно — есть ли там «противник»? А если все это впустую?
— Вы же знаете, что я человек осторожный и не в моей натуре лезть напролом, — добавил Комаров, смахнув с лица капли воды.
Склярову явно не по душе пришлись его слова, подумалось — неужели старпом считает, что постановка мин в указанном адмиралом районе — дело пустяковое, которое нисколько не отразится на общем ходе учений? Да, поход с каждым днем для «Бодрого» все тяжелее. Но разве в море бывает легко? Вряд ли, во всяком случае, для Склярова — а об этом он судил на собственном опыте — любое учение было своего рода ступенькой к вершинам командирского мастерства, и то, что море порой до слез избивало в походе, не угнетало его, а по-хорошему злило. Да, он, Скляров, не терпел холостых миль, не мог смириться с тем, если поставленная перед кораблем задача решалась не так, как надо, появлялись издержки, и тогда он сердился и на себя, и на старпома, и все ворчал: Кормить нас не следует, мы плохо сегодня работали в море». Но так бывало редко — у командира одна забота — как бы лучше выполнить поставленную перед экипажем задачу. Теперь это была постановка мин, дело с виду хотя и простое, но требующее четкости всех звеньев сложного корабельного организма.
— А если все это впустую? — вновь повторил старпом, полагая, что над этим задумался и командир.
— Что? — в голосе Склярова послышались сердитые ноты. — Роберт Баянович, не каркайте. И потом начальнику штаба флота, к которому сходятся все нити учений, виднее, куда нас бросить. Вы, надеюсь, поняли замысел адмирала? Умно придумано, с учетом создавшейся обстановки.
— Выходит, так...
Скляров приказал объявить боевую тревогу.
— Корабль к постановке мин изготовить!..
Колокола громкого боя взорвали тишину. До сигнала в кубриках и каютах все моряки, кроме вахтенных, отдыхали. В считанные секунды все были на боевых постах. Ожили ракетные установки. Мины находились на исходных, готовые к сбросу за борт. Жерла реактивных бомбометов уставились в темное ледяное море. На мостик поступали отрывистые доклады с постов:
— К бою готов!..
— К бою готов!..
Скляров смотрел на часы и не мог не чувствовать удовлетворения. Прежде, еще в училище, ему казалось, что сколотить десятки людей в единый коллектив легко. На практике оказалось не так просто. Ему пришлось много и кропотливо работать, чтобы добиться от всех мгновенной реакции по сигналам, четких, синхронных действий на постах. Сейчас он подумал о том, что поставить мины надо до рассвета. Он это хорошо понимал, теперь это должны понять все.
Когда старпом доложил о готовности корабля к бою, Скляров выдал рулевому новый курс — сто десять градусов, а сам подумал о том, что надо как можно скорее прибыть в заданный район. И тут же его озадачила новая мысль — как дела у Кесарева? Но, увидев на юте тележки с минами, успокоился.
— Роберт Баянович, — окликнул он стоявшего у телеграфа старпома, — помогите штурману определить район постановки мин.
— Есть!
Скляров был весь собран, напружинен, усталости как не бывало. «Надо перекрыть узкость минами, чтобы ни одна лодка «противника» не смогла проскочить, — размышлял он. — Мы это сделаем быстро. Лодки не пройдут. Скорее я дам себе отрубить палец, чем пропустить хоть одну субмарину». И Скляров уже пожалел о том, что с корабля ушел посредник адмирал Рудин. Убедился бы еще раз в безупречной выучке экипажа «Бодрого».
— Товарищ командир, мы в точке! — доложил штурман, выглянув из своей крохотной рубки.
Скляров в уме прикинул — шли два часа, значит, «Бодрый» сейчас находится где-то милях в пяти-шести от судоходного фарватера, по которому днем и ночью шли не только боевые корабли, но и рыболовецкие суда.
— Фарватер далеко?
— В пяти милях, — тут же отозвался штурман и весело добавил: — Я загадал на звезду в небе — если упадет, значит, постановка мин пройдет успешно. И звезда упала.
— Как раз вовремя, — засмеялся Скляров. Старпом, однако, съязвил:
— Упала звезда — это плохо. Да, да, товарищ командир, плохо. А схватить звезду нельзя — небо высоко и глубоко.
«Ишь ты, философ», — чертыхнулся в душе Скляров. Не любил он, когда кто-либо не вовремя острил. Он включил микрофон, и корабельное радио мигом разнесло его голос по каютам и кубрикам:
— Начать минную постановку!
Когда в море была сброшена первая мина и Кесарев сообщил об этом по громкоговорящей связи, Скляров почувствовал внутреннее удовлетворение. Вторая мина, третья, четвертая... И вдруг замолчал. Наступила зловещая тишина. Скляров замер в недоумении. Но вот в динамике послышалось:
— Товарищ командир, матрос Черняк упал за борт!
— Что? — вскричал Скляров и, не запрашивая больше Кесарева, приказал в микрофон: — Прекратить постановку мин! Человек за бортом! Катер к спуску!..
В следующее мгновение он подскочил к телеграфу и рванул его на себя.
— Право на борт! Включить прожектора!
Лучи осветили корму. Там суетились, что-то кричали моряки, показывая куда-то за борт.
— Старпом, бегом на ют! — крикнул Скляров. А в голове забилась тревожная мысль: «Мины не выставил, сорвал задачу...»
Корабль развернулся, подошел к тому месту, где свалился за борт матрос. На волнах лишь зыбко качался спасательный круг. У Склярова заныло сердце. О минах теперь он не думал. Где матрос? Неужели он ударился о железные леера и утонул? Он гнал от себя эту проклятую мысль, а она, точно бумеранг, возвращалась к нему, больно раня душу. Нет, нет, только не это... Корабль развернулся, сделал один галс,
